Гвоздя, рабочего с Гужоновского завода, и Марата,студента-медика, Грин видел в чайной на Маросейке. Там они проявили себя толькотем, что от усердия и недостатка опыта слишком пялились на Рахмета и этим себявыдали. Остальные четверо – Арсений, Бобер, Шварц и Нобель (последние двое,студенты-химики, взяли клички в честь изобретателей пороха и динамита) –выглядели совсем мальчиками. А иметь дело придется с бывалыми стражниками. Какбы они не перестреляли всю эту прогимназию.

В углу, старательно сдвинув брови, сидела Жюли, которойздесь делать было совершенно нечего. Глядя на нее, Грин почувствовал, чтокраснеет, а такого с ним не случалось уже лет десять. Усилием воли он загналобжигающие воспоминания о сегодняшнем событии поглубже для последующегоанализа. Самоуважению и прочности защитной оболочки нанесен значительный ущерб,но ее наверняка можно восстановить. Надо только придумать как. Не сейчас.Позже.

Он взглянул на Козыря – не виновато, а оценивающе. Как повелбы себя специалист, если бы узнал? Ясно, что акция была бы сорвана, так как сточки зрения уголовной морали Козырю нанесено смертельное оскорбление. Вот вчем главная опасность, сказал себе Грин, но, еще раз посмотрев на Жюли, вдругусомнился: в этом ли? Главная опасность, конечно же, заключалась в ней.

Она легко сломала стальную волю и железную дисциплину. Онабыла самое жизнь, которая, как известно, сильнее любых правил и догм. Травапрорастает через асфальт, вода пробивает скалы, женщина размягчит самое твердоесердце. Особенно такая женщина.

Пускать Жюли в революцию было ошибкой. Радостные, розовые,сулящие счастливое забвенье подруги – не для крестоносцев революции. Им по путис серо-стальными амазонками. Такими, как Игла.

Вот кто должен был бы сидеть здесь, а не Жюли, толькоотвлекающая мужчин от дела своим пестрым оперением. Но обиженная Игла привелалюдей на квартиру и ушла, не дождавшись Грина. Снова он виноват – плохо поговорилс ней по телефону.

– Ну, что лбы в гармошку собрали? – усмехнулсяКозырь, вытирая запачканные руки о черные, дорогой английской шерстибрюки. – Не пузырься, революция. Налет – дело фартовое, он кислых нелюбит. Весело надо, на кураже. А кто свинцовую дулю скушает, стало быть, судьбатакая. Молодому помирать слаще пряника. Это старому да хворому страшно, анашему брату все равно что стакан спирта в морозный день укушать – обожжет, даотпустит. Вам, бакланам, и делать-то особо нечего, всё главное мы с Гриномобштопаем. А потом так, – обратился он уже непосредственно к Грину. –Бросаем слам в саночки и гоним до постоялого двора „Индия“, где нас будетЖюльетта поджидать. Место базарное, торговое, мешками там никого не удивишь.Пока я лошадь гоню, надо поверх казенных сургучей обычную мешковину натянуть, ини в жизнь никто не скумекает, что у нас там не лаврушка, а шестьсот кальмотов.Как в номере засядем – дележ. Согласно уговору: два мне, четыре вам. И адью, донескорого свидания. С такого слама Козырь долго гулять будет. – Онподмигнул Жюли. – В Варшаву поедем, оттуда в Париж, а из Парижа кудазахочешь.

Жюли нежно, ласково улыбнулась ему и точно так же улыбнуласьГрину. Поразительно, но в ее взгляде Грин не прочел и тени виноватости илисмятения.

– Расходитесь, – сказал он и поднялся. –Сначала Козырь и Жюли. Потом Гвоздь и Марат. Потом Шварц, Бобер и Нобель.

Провожая в прихожей, давал последние наставления. Старалсяговорить ясно, не проглатывая слов:

– Бревно сбросить без десяти, не позже, но и не раньше.А то дворники могут откатить… Стрелять, не высовываясь из укрытия. Выставилруку и пали. Важно не подстрелить их, а оглушить и делом занять… Главное, чтобиз вас никто под пулю не попал. Раненых уносить некогда будет. И оставлятьнельзя. Кто ранен и не может идти – стреляться. Слушайтесь Рахмета и Емелю.

Когда ушли трое последних, Грин запер дверь и хотелвернуться в кабинет, но вдруг заметил, что из кармана его черного пальто,висевшего на вешалке, высовывается белый уголок. Что это – понял сразу.

Застыл на месте, приказал сердцу не сбиваться с ритма.Достал листок, поднес к самым глазам (в прихожей было темновато), прочел.

Город закупорен жандармами. Вам нельзя показываться навокзалах и заставах. Блокадой города командует полковник Сверчинский. Сегодняночью он будет находиться на Николаевском вокзале в комнате дежурногосмотрителя. Попробуйте этим воспользоваться – нанесите отвлекающий удар.

И самое важное. Берегитесь Рахмета. Он – предатель.

ТГ

Мельком отметив, что записка напечатана не на „ундервуде“, какпрежде, а на „ремингтоне“, Грин потер рукой лоб, чтобы мозг работал быстрей.

– Грин, ты чего там застрял? – раздался голосЕмели. – Иди сюда!

– Сейчас! – отозвался он. – Только в уборную.

В ватер-клозете прислонился к мраморной стене, сталотсчитывать пункты для размышления, начиная от менее существенного.

Откуда взялось письмо? Когда? На вокзал Грин ездил не вчерном пальто, а в рахметовой бекеше – на всякий случай брал с собой бомбу, а вбекеше удобные карманы. Пальто весь день провисело на вешалке. Значит, кругсжимается. Всех, кто сейчас в Петербурге, можно исключить. Москвичей тоже.Если, конечно, ТГ – это один человек, а не двое или несколько. Может быть, „Г“– тоже значит „группа“? Террористическая группа? Бессмыслица. Ладно, об этомпотом.

Сверчинский. Если бы не экс – отличная идея. Казнитькрупного жандармского чина, а заодно проредить заслон. Отвлекающий удар – этоправильно. Тут ведь что важно – не самим из Москвы ноги унести, а деньгипереправить. Время не терпит. Хватит ли только сил на две акции? Это станетпонятно после экса.

И только теперь дошла очередь до самого трудного, что взаписке было подчеркнуто синим карандашом.

Рахмет – предатель? Возможно ли это?

Да, ответил себе Грин. Возможно.

Тогда становится понятен вызов и торжество в рахметовомвзгляде. Он не сломлен жандармами, он разыгрывает новую роль. Мефистофеля,Ваньки Каина или кем там он себя воображает.

А если сведения ТГ неверны? Прежде ТГ ни разу не ошибался,но здесь речь идет о жизни товарища.

Грин позаботился о том, чтобы со вчерашнего дня Рахмет невыходил из квартиры. Сегодня велел Емеле не спускать с штрафника глаз, чтопосле ночной вылазки бывшего улана подозрительным не показалось.

План был такой: выделить Рахмету на эксе самую рискованнуюзадачу. Что лучше дела покажет, честен человек или нет?

Но теперь выходило, что брать Рахмета на экс нельзя.

Приняв решение, Грин нажал медную кнопку водослива,последнего новшества гигиенической техники, и вышел из уборной.