– Гриночка, милый, здравствуйте! – воскликнула онаи, бросившись Грину на шею, звонко чмокнула его в щеку. – Как я рада васвидеть! – И шепотом. – Я так горжусь вами, так беспокоюсь за вас. Вызнаете, что вы теперь самый главный герой?

Козырь сказал, насмешливо кривя губы:

– Не хотел брать. Говорил, по делу еду, не длябаловства. Да разве ей втолкуешь.

Это верно, перечить Жюли было трудно. Когда она чего-тоочень хотела, то налетала африканским смерчем: обволакивала ароматом духов,засыпала миллионом торопливых слов, одновременно требовала, хохотала, молила,грозила, а шальные синие глаза сверкали бесовскими огоньками. В Париже навыставке Грин видел портрет какой-то актриски, написанный модным художникомРенуаром. Будто с Жюли писано – одно лицо.

Лучше бы Козырь приехал один, для дела проще. Но все равноГрин обрадовался. Оттого, что эта радость была неправильная, сдвинул брови исказал строже нужного:

– Зря. По крайней мере не мешайте.

– Разве я когда-нибудь мешала? – надула онагубки. – Я буду вести себя тихо-тихо, как мышка. Вы меня не увидите и неуслышите. Мы сейчас куда? На квартиру или в гостиницу? Я должна принять ванну ипривести себя в порядок. На меня, наверно, смотреть жутко.

Смотреть на нее было совсем не жутко, и она отлично этознала, поэтому Грин отвернулся. Жестом подозвал „ваньку“:

– Гостиница „Бристоль“.

– Отчего же нельзя, можно. Хоть сегодня. Если сыщетсядесяток фартовых ребят, – лениво протянул Козырь, полируя наманикюренныйноготь.

В этой нарочитой ленивости, очевидно, и заключался высшийбандитский шик.

– Сегодня? – недоверчиво переспросил Грин. –Вы уверены?

Специалист невозмутимо пожал плечами:

– Козырь языком не чешет. Полмиллиона возьмем, вряд лименьше.

– Где? Как?

Налетчик улыбнулся, и Грину вдруг стало понятно, что Жюлинашла в этом фатоватом парне: от широкой, белозубой улыбки смуглая физиономияКозыря приобрела выражение мальчишеской бесшабашности и удали.

– Про „где“ я потом скажу. Про „как“ тем более. Сначаланадо съездить, принюхаться. У меня на Москве две богатые малявы присмотрены:казначейство военного округа и экспедиция заготовления государственных бумаг.Выбрать надо. И ту, и другую взять можно, если крови не бояться. Охранабольшая, а так сложности никакой.

– А без крови нельзя? – спросила Жюли.

Она успела переодеться в алый шелковый халат и распуститьволосы, но до ванной пока так и не добралась. Номер, заказанный Грином дляКозыря, ее не устроил – чемоданы из саней отнесли в бельэтаж, в апартаменты„люкс“. Ее дело. Грин не понимал, что хорошего находят люди в роскоши, ноотносился к этой слабости без осуждения.

– Без крови только яблоки воруют, – небрежнообронил Козырь, поднимаясь. – Моя доля – треть. На дело вечером пойдем.Если в казначейство – в половине шестого. Если сегодня из экспедиции вывозбудет, то в пять.

Дайте своим знать, чтоб на квартире собрались. Револьверы,бомбы понадобятся. И сани. Легкие, американка. Полозья салом смазать. И конь,само собой, чтоб быстрый, как ласточка. Здесь будьте. Часа через три вернусь.

Когда Козырь ушел, а Жюли отправилась в ванную, Гринпокрутил ручку настенного „эриксона“ и попросил гостиничную телефонистку датьабонента 38—34. После нескладной эвакуации с Остоженки он заставил-таки Иглуназвать свой номер – связь через „почтовый ящик“ для нынешних обстоятельстввыходила слишком медленная.

Услышав в слуховой трубке женский голос, сказал:

– Это я.

– Здравствуйте, господин Сивере, – ответила Игла,назвав условленное имя.

– Отправка товара произойдет сегодня. Партия большая,понадобятся все ваши работники. Пусть немедленно отправляются в контору и ждуттам. Пусть захватят инструменты, полный набор. И еще будут нужны сани. Быстрыеи легкие.

– Я все поняла. Сейчас же распоряжусь. – ГолосИглы взволнованно дрогнул. – Господин Сивере, я вас очень прошу… Нельзя лии мне принять участие? Я буду вам полезна.

Грин молчал, недовольно глядя в окно. Нужно было отказатьтак, чтобы не обидеть.

– Считаю лишним, – наконец сказал он. – Людейвполне достаточно, а вы принесете больше пользы, если…

Он не договорил, потому что в этот миг две обнаженные,горячие руки мягко обняли его сзади за шею. Одна, расстегнув пуговицу, скользнулапод рубашку, другая погладила по щеке. Шею сзади щекотнуло теплое дыхание, апотом обожгло прикосновение нежных губ.

– Не слышу, – пропищал в ухо тонкий голос. –Господин Сивере, я вас перестала слышать!

Забравшаяся под рубашку рука стала вытворять такое, что уГрина перехватило дыхание.

– … Если будете на телефоне, – еле выдавил он.

– Но я же просила! Я же говорила, что обладаю всеминеобходимыми навыками! – не унималась трубка.

А в другое ухо низкий, грудной голос напевал:

– Гриночка, милый, ну же…

– Вы… выполняйте что велено, – пробормотал Грин втрубку и дал отбой.

Обернулся. Увидел розовое, сияющее, горячее, отчего впрочной стальной оболочке образовалась трещинка. Трещинка быстро поползла,расширилась, и из нее хлынуло давно забытое и упрятанное, парализуя разум иволю.

* * *

Инструктаж начался в половине третьего.

На квартире у присяжного поверенного, который вел сейчас вВаршаве громкое дело о гусаре, застрелившем от несчастной любви ветренуюактрису, собралась большая компания: одиннадцать мужчин и одна женщина. Говорилодин, остальные слушали – так внимательно, что выступавшему позавидовал бы сампрофессор Ключевский.

Слушатели, расставив стулья полукругом, сидели вдоль трехстен адвокатского кабинета, а на четвертой стене висел приколотый булавкамилист плотной бумаги, по которому инструктор чертил углем квадраты, кружки истрелки.

Грин уже был посвящен в план акции – Козырь рассказал подороге из гостиницы, поэтому смотрел не столько на схему, сколько на слушателей.Диспозиция была толковая, простая, но сработает ли, целиком зависело отисполнителей, большинство из которых в эксах никогда не участвовали и свистапуль не слышали.

Положиться можно было на Емелю, Рахмета и самого Козыря.Снегирь будет стараться, но зелен и пороха не нюхал. Что представляют собойшестеро парней из московского боевого отряда, и вовсе неизвестно.