в железный ящик на судне, уплывавшем из России. К горлу подкатила удушливая волна ужаса. Таня почувствовала, как на лбу выступили капельки пота, а шелковый шарф сдавил шею железным обручем.

Чтобы превозмочь неконтролируемый страх, она несколько раз глубоко вздохнула, захватывая ртом теплый воздух. Голова кружилась.

Несколько минут показались вечностью, прежде чем паренек приоткрыл дверь и выглянул в щелку:

– Кажется, чисто. Пошли.

Задышать нормально Таня смогла только на улице, оказавшись под сенью старого дерева с облетевшей листвой. Она оперлась рукой на корявый ствол, чувствуя, как возвращаются силы, посмотрела на паренька, который сосредоточенно счищал с куртки грязь.

– Ты кто такой? Откуда меня знаешь?

Его рот растянулся в улыбке, показав белые зубы, не уступающие лучшему жемчугу:

– Меня месье Пьер послал. Он видел, как за тобой этот бош потащился. Мы с ним как раз шли к… – он резко замолчал и перевел разговор: – Меня, кстати, Жан зовут.

«Милый Ангел Хранитель, месье Пьер, – подумала Таня, – что бы я без него делала?»

Она посмотрела на Жана:

– Ты знаком с месье Пьером?

– Конечно знаком, раз он меня попросил тебе помочь. Мы с ним соседи по дому. У него каморка, и у нас с мамашей каморка.

– Месье Пьер живет в каморке? – удивилась Таня, которая раньше никогда не задумывалась о жизни месье.

– А ты как думала? – он говорил с ней как с ровесницей. – Конечно в каморке. Хотя, знаешь, месье Пьер умный, на иностранных языках говорит. Инженер! – с нажимом сказал Жан, демонстрируя особое уважение.

– Тогда почему же в каморке? – пробормотала Таня, не ожидая ответа. – Инженеры во Франции получают хорошее жалование.

Но Жан охотно пояснил:

– Все из-за женщины, – он сделал нарочито тяжелый вздох с легкой лукавинкой. – Моя мамаша говорила, что из-за какой-то дамы он влез в большие долги, которые отдает до сих пор. У нашего месье Пьера большое сердце.

Утихший ненадолго дождь начался снова, раскрашивая площадь возле метро раскрытыми зонтиками. Таня тоже распахнула зонт и повернулась к Жану:

– Спасибо за помощь, но мне надо спешить.

– А ты куда шла?

Он втиснулся под зонт и пошел с ней нога в ногу.

– К подруге. У меня очень важное дело.

– Мне не расскажешь? Месье Пьер велел тебе помогать.

– Нет, – она резко мотнула головой, растрепав волосы.

– Да ты не сомневайся, я свой, – он приблизил губы к ее уху, – из Сопротивления.

– Правда?

Он быстро перекрестился.

– Истинный Бог!

Немного поколебавшись, Таня сказала:

– Мне надо спрятать одного мальчика.

– Понятно.

Жан перехватил у нее зонт, немного приподняв его над толпой, и очень серьезно посмотрел ей в глаза:

– У меня есть знакомые, которые тоже прячут детей и на днях должны переправить ребят в безопасное место через границу. Если ты хочешь, то я могу попросить за тебя.

Таня с сомнением пожала плечами:

– Но я их совсем не знаю. Как можно доверить ребенка посторонним людям?

– Они друзья месье Пьера. Он лично будет заниматься отправкой. Это уже не первая партия. Все предыдущие добрались до места благополучно.

Таня подумала и сказала:

– Пойми меня правильно, я должна познакомиться с этими людьми. Мать доверила нам ребенка, и мы обязаны спасти его, во что бы то ни стало.

Дождь перестал капать, и Жан сложил зонт, передав его Тане. Под лучами солнца водяная пыль в воздухе дрожала и переливалась, плавно опускаясь на поверхность Сены. Вдалеке прокалывал небо шпиль собора Парижской Богоматери.

Несколько шагов они прошли молча, а потом Жан сказал:

– Ладно, познакомлю тебя с курьерами, но если месье Пьер меня поколотит, то лечение за твой счет.

* * *

Весть о том, что придется уехать из Парижа, застала Марка врасплох.

Он твердо верил, что если Фелицата и Таня обещали маме его спрятать – он называл их по-французски, без отчества, – то до конца войны жизнь будет катиться привычным маршрутом от шкафа в кухоньку и обратно. При каждом стуке в дверь он будет снова шмыгать в шкаф и замирать без движения, тихо дыша в сложенные ладошки. А как жить без Барбары, которую дома называли Варей? Смешно: имя Барбара совсем не похоже на имя Варя. Русский язык вообще очень смешной и трудный, а некоторые слова звучат просто ужасно.

Сначала Марк забился в свой угол, закрылся одеялом и беззвучно всплакнул, но потом в голову пришла интересная мысль, что, может быть, там, куда его обещают отправить, ожидает мама, дядя или, на худой конец, кузен Беньямин, с которым Марк два раза дрался. Беньямин был выше на целую голову и всегда норовил выставить его перед дядей-банкиром дураком и недотепой.

Марк подумал, что если бы сейчас здесь, в шкафу, оказался Беньямин, то он крепко-крепко обнял бы его за шею и простил ему все насмешки и подзатыльники. Сквозь неплотно прикрытую дверцу Марк видел понурую Варю, рассеянно водившую карандашом по бумаге. Он не злился на нее за болтовню в школе – девчонка, что с нее взять? Вот если бы не он, а Варя пряталась у них в доме, то он никогда не проговорился бы.

Насторожив уши, Марк стал прислушиваться к разговору Фелицаты Андреевны и Тани. Он уже научился понимать отдельные слова, такие как «спасибо», «пожалуйста», «обед», «ужин» или «иди спать». Но сейчас разговаривали быстро и непонятно. По пятнам, горевшим на щеках Фелицаты, он видел, что та нервничает. Таня несколько раз промокала глаза платком, то сплетая, то расплетая пальцы рук.

От всего увиденного Марку стало тревожно. Судя по жестам, обсуждение касалось большой плетеной корзины, где хранилось постельное белье, и кожаного чемодана с широкими ремнями. С замиранием сердца он угадал, что его будут выносить из квартиры в чем-то из этого арсенала. Чемодан выглядел солиднее. Чтобы было лучше видно, Марк приоткрыл дверцу своего убежища и встретился взглядом с Фелицатой Андреевной.

Она заправила в прическу упавшую на лоб прядку волос.

– Марк, подойди сюда, давай попробуем, где тебе удобнее – в чемодане или в корзине.

Марк почувствовал, что его сердце подпрыгнуло от страха. Едва волоча ноги, он выбрался из шкафа и, подтянув колени, улегся внутрь чемодана, обитого коричневым атласом. Сразу же вспомнил похороны белой мышки, скончавшейся прошлым летом. Мышь прожила в клетке целых три года. Они с кузеном решили похоронить ее с большими почестями. Лучше всего для мышиного гроба подошла коробочка из-под конфет, которую они с Беньямином оклеили кусочком маминого шарфа и украсили траурным венком из бордовой герани. За испорченный шарф потом крепко попало.

Ожидая, когда захлопнется крышка чемодана, Марк зажмурился, почувствовав себя белой мышкой