Сергей, вероятно, должен был поздравить брата, но он как-то не смог перешагнуть через свои эмоции, и Павел быстро продолжил:

– Луитпольд обещал ей титул графини. Графиня Гогенфельзен. Но я бы хотел ей все же русское имя… Думаешь, возможно было бы просить Ники похлопотать?

– Вряд ли. Хорошо, что он с этим титулом помог. Без его позволения и того бы не было…

– Я слышал, он сменил Витте, – быстро переключился на другую тему Павел. Он не собирался унижаться. Нет так нет. Значит, у жены русского Великого Князя будет немецкое имя. Желаете такую чушь – извольте!

– Да! Я счастлив! Нельзя отрицать, что Сергей Юльевич много сделал на посту министра финансов, но он тот еще тип! Как тебе нравится, вместо того, чтобы укреплять Порт-Артур, он перенаправил большую часть ассигнований на сооружение торгового порта Дальний.

– Он прислал мне свою брошюру, в которой довольно жестко критикует нашу внешнюю политику, особенно на Дальнем Востоке, и решения Ники. Считает, что по его милости может начаться война с Японией. А ты что думаешь? Неужели действительно войны не избежать? – Хоть французская пресса настроена была оптимистично, цитируя своего министра иностранных дел Делькассэ, который всюду авторитетно заявлял, что по имеющимся у него достоверным сведениям войны быть не может, Павлу все чаще задавали этот вопрос. Европейцам казалось, что у дяди русского Императора есть доступ к тайным сведениям русского двора. Но Пицу нечем было с ними поделиться. Впрочем, как и многим другим Великим Князьям, поскольку Государь, быть может намеренно, не обсуждал с родственниками эту волнующую всех тему. Но даже если б Павел что-то знал, болтать о государственных делах по салонам было не в его характере. Он интересовался исключительно для собственного понимания.

– Как верноподданный, Витте должен был бы поддерживать престиж Государя, а не подрывать его… Что до войны, к несчастью, есть какое-то дурное предчувствие. Англия и Америка уж больно подстрекают японцев. Без их поддержки Япония вряд ли осмелилась бы. Все же хочется надеяться, что они не посмеют. Нам война совсем уж ни к чему. Не дай Бог! – Сергей не поделился с Павлом, что и с ним Император этот вопрос обходит стороной. Дело было даже не в Японии. Царь вообще стал мало делиться государственными проблемами и просить совета. У Сергея было ощущение, что Государь перестал доверять даже ему, что чрезвычайно его расстраивало и обижало. Разве в семье был кто-то более достоин доверия? Разве радел кто-то за интересы Ники больше, чем он? Раньше Сергей непременно пожаловался бы младшему брату на несправедливость, но теперь, несмотря на теплую встречу, что-то мешало ему полностью открыться. – Нас постоянно хотят втянуть в какую-нибудь военную авантюру. Непрекращающиеся интриги милой Европы на Востоке. Убийство дипломата Ростковского уж дело рук, конечно, не турок, хоть исполнил турецкий жандарм, а наших европейских друзей…

Павел смотрел на зеркальную гладь озера, которая, подобно палитре художника, вобрала в себя цвета розово-голубого неба, фисташковой зелени лугов, фиолетовых гор с белыми шапками, и не мог поверить, что такая мирная пастораль является декорацией разговоров о возможной войне. Резкий контраст среды и темы усиливал абсурдность положения.

Братья еще много говорили о разном, так и не раскрывшись друг перед другом полностью. Однако и не рассорившись. Павел уезжал с хорошим чувством. Он ни за что не признался бы даже самому себе, но он очень скучал по Сергею.

VIII

В начале ноября Павел получил страшную депешу от брата. В Скерневицах умерла дочка Эрни, маленькая Элла. Она приехала вместе с отцом в Россию, в охотничье имение Царей под Варшавой, навестить родственников и, схватив какую-то страшную молниеносную болезнь, что-то вроде тифа, сгорела за несколько дней.

– Не могу поверить… Как страшно. Теперь Эрни лишился всего. Всю свою любовь он сосредоточил на этом ребенке. Но и она покинула его… – бормотал Павел, обнимая рыдающую Ольгу.

Первой мыслью Великого Князя было срочно ехать в Дармштадт, к брату Эллы и Аликс. Но после недолгого размышления, он понял, что его появление на похоронах девочки было бы нежелательно. Он не хотел, чтобы вместо оплакивания малышки люди стали бы шушукаться о нем. Да и беременную Ольгу тревожно было оставлять одну. Павел гнал от себя жуткие картины страшных дней в Ильинском, которые все чаще воскресали в памяти. Теперь больше всего на свете Пиц боялся, что все это может повториться.

– Напрасно я тебе сказал. Недоставало еще, чтобы это отразилось на малыше… Постарайся успокоиться… – Великий Князь ругал себя за неосмотрительное упоминание о горе, постигшем его родственников, но от любопытной супруги решительно невозможно было ничего утаить.

– Не могу, это выше моих сил, – всхлипывания Лёли начали переходить в икоту. – Бодя всего на год младше. Ежели бы с ним что-то случилось, я бы не вынесла… Страшно думать, что чувствуют теперь Эрни и Даки…

– Милая, не мучь себя… – Павел целовал Ольгу в макушку. Жена выглядела невероятно мило и трогательно в теплом домашнем платье, которое уже не в состоянии было скрыть большой живот, с распухшим носом и покрасневшими от слез глазами. Она так искренне сочувствовала горю несчастных родителей. Такую, уютную, с небрежной прической, из которой выбилось несколько каштановых локонов, Павел любил ее еще больше, чем раньше, больше, чем в самых ее блистательных нарядах.

– Как Даки все это вынесла?

– Сергей пишет, что на нее страшно было смотреть. Как окаменелая, смотрела на дочь сквозь стекло гроба, – у Павла самого дрогнул голос. Невозможно было это читать. Его Императорское Высочество покашлял, будто что-то попало ему в горло, чтобы скрыть, что сам он едва сдерживает слезы. – А Эрни – трогателен в своем горе и покорности Божией воле.

– Как только ему это удается… Думаешь, они могут воссоединиться перед лицом такой утраты?

– Сомневаюсь… Даки сложила в могилу дочери свою гессенскую ленту. Это окончательное прощание с Эрни. Она похоронила вместе с малышкой свою прошлую жизнь, – он помолчал и добавил: – А я невольно вспоминаю первые годы их брака. Они казались такими счастливыми! Я тогда смотрел на них не без зависти и думал, что после всего, что пережил, никогда уж более не познаю радости супружеской жизни. И вот как все обернулось… Я здесь, с тобой и Бодей, и скоро у нас будет еще один малыш, а они только что похоронили свое дитя и вряд ли уже будут вместе. В который раз убеждаюсь, что неисповедимы пути Господни!

– Кто знает, быть может, они еще найдут свое счастье порознь…

– Ты имеешь в виду Кирилла? Разве Михен не