настроение братьев и вдовствующей императрицы, царская чета излучала невероятное душевное спокойствие. Государыня ждала ребенка, но пока об этом никому не было объявлено. Несмотря на обусловленную положением сонливость и легкое недомогание, она, так же как сестра в Москве, занималась устройством склада белья для раненых воинов в столице, под который отдали несколько залов Зимнего дворца.

Сергей обсуждал с Владимиром и Алексеем желание Пица ехать на фронт, и, кажется, ни у кого оно не вызывало отторжения. Все в той или иной степени поддерживали идею изгнанника – и Отечеству польза, и шанс Павлу прощенным вернуться в Россию.

На следующий день после приезда собрались в Аничковом дворце на обед.

– Я хотел бы выслушать мнение каждого о просьбе дяди Павла, – Государь пока ничем не выдавал, что он сам думал по этому поводу.

– Желание его похвально, – первым по старшинству начал Владимир. – Пусть делом докажет свою преданность тебе и Отечеству. Кроме того, присутствие старшего члена императорской фамилии на переднем крае не только добавит престижа семье, но и будет вдохновлять солдат и офицеров.

У Великого Князя был и личный интерес. В Порт-Артур вскоре должны были отправиться его сыновья, Кирилл и Борис. Если б Павел тоже был там, ему было бы спокойнее. Дядя мог бы приглядывать за племянниками.

– Я в целом не возражаю, – вступил Алексей. – Однако, ежели решишь его отправить, нужно определиться с линией командования. Коли Главнокомандующий Маньчжурской армией – Куропаткин, Алексеев – Главнокомандующий сухопутными и морскими силами на Тихом океане, какие у Павла будут полномочия?

– Возглавит какую-нибудь сухопутную дивизию, это можно позже решить, – заметил племянник. – Сейчас главное определиться принципиально. Дядя Сергей, что ты думаешь?

– Признаюсь, я рад просьбе Павла. Это достойный поступок. После всего, что он натворил, только так и можно смыть позор, который он навлек на свою голову и все наше семейство.

– Он, вероятно, ожидает, что за этим последует прощение… – сомневался Ники.

– Что было бы справедливо, – мягко, немного нараспев, заметил Владимир.

Алексей и Сергей согласно кивнули.

– Это значит, ему будет позволено вернуться в Россию, даже если он не оставит эту женщину… – мысль эта казалась несимпатичной Царю. – Он ведь ее не бросит? Дядя Сергей, ты же писал, что у них в декабре родилась дочь…

Братья приуныли. Племянник был прав, вряд ли Павел мог бы оставить супругу, особенно теперь, когда у них родился еще один ребенок. Конечно, брат будет рассчитывать вернуться всей семьей.

– Ники, ты знаешь, как я с самого начала был против этого брака, мне это стоило душевной дружбы с Пицем, и я, Боже упаси, не смею давать тебе советы, но ежели будет иметь место верная служба и героизм, то прощение было бы естественным вознаграждением. Хотя бы и с определенными условиями…

– Я подумаю об этом, но, я надеюсь, дядя Павел не станет торговаться. За свое желание ехать на войну он не должен ждать какой-то особенной платы и личной выгоды. Сражаться за Родину всегда было честью и привилегией Великих Князей, а не их одолжением Царю.

Государь молчал. Ему не хотелось отказывать Павлу, зарубив патриотический порыв и желание послужить Царю и Отечеству, но не хотелось и скорым прощением морганатического брака давать ложный сигнал семейству.

– Хорошо, пусть едет. Со сроком определимся позже, – неохотно решил племянник и, закрывая обсуждение этой темы, спросил у Сергея: – Как настроение в Москве?

– Ежедневные патриотические манифестации. Были уже и эксцессы. Смутьяны агитируют вовсю. Самое возмутительное, среди московских студентов распространяется мода желать России разгрома. Молодые люди во всех остальных городах выступают в поддержку, а наши, видишь ли, за японцев! Мерзавцы! Мыслимо ли это?

– Высечь всех! М-да, а некоторые считают, что-де для избавления от революционных настроений нам нужна была маленькая победоносная война… – Это был камень в огород министра внутренних дел Плеве. Владимир был непривычно мрачен. Отправляя детей на фронт, он желал бы, чтобы Россия выиграла войну и как можно скорее, но слабо в это верил, как, с другой стороны, не верил и в безоговорочную победу Японии. В своей оценке результата он больше склонялся к ничьей, которая будет результатом долгих и кровопролитных боев.

– Я сегодня утром был у Плеве. Хотел спросить, говорил ли он это Куропаткину, да запамятовал. Откуда это пошло? Не удивлюсь, ежели это наш неутомимый Сергей Юльевич пересказывает разговор, при котором его не было. Нельзя верить всему, что исходит от Витте. Как только в одном человеке уживается талантливый финансист и непревзойденный интриган! – нападая на Витте, Сергей заступался за министра внутренних дел, которого ценил за его усилия в борьбе с революцией. – Ежели Плеве так и сказал, значит, имел в виду единение страны в патриотическом порыве. В этом есть некое зерно, хоть не могу с этим полностью согласиться, ибо, сколько себя помню, во время военных действий всякая революционная нечисть на свет и вылезает…

XIII

Париж скинул нарядную весенне-летнюю шкурку и облекся в пасмурно-серые зимние тона, сливаясь с окружающей сыростью и мраком, приоткрывая свою темную готическо-средневековую сущность. Павел, который раньше терпеть не мог русских холодов, вдруг заскучал по искрящемуся серебристой парчой снегу. Он с нетерпением ждал известия о том, когда он сможет отправиться на войну. Его уже обрадовали, что предварительное согласие Государя получено, оставалось только определиться с деталями и сроком. Пока окончательное решение не было получено, Павел не спешил расстраивать Ольгу.

Великий Князь недооценивал способности своей супруги добывать информацию. Мама Лёля заподозрила неладное, как только мысль об участии в войне мелькнула в голове Павла, и получила подтверждение своим опасениям, едва муж телеграфировал об этом в Россию. Сначала Ольга поддалась панике – что, если ему позволят воплотить в жизнь эту безумную идею и он погибнет? Как она останется одна, с малыми детьми на руках? Но скоро женщина взяла себя в руки, запретив себе даже думать о плохом. Теперь она была законной супругой, пусть пока и не всеми признанной, Великого Князя, и это накладывало определенные обязательства. Если Его Императорское Высочество отправится на фронт, она будет верно и преданно ждать его. В конце концов, Михен как-то смирилась с тем, что два ее мальчика уходят бить японцев. Да, тревожно, но, положа руку на сердце, гибель члена императорской семьи в бою была в те дни случаем редким, маловероятным, можно сказать, исключительным. Зато патриотическое рвение супруга могло бы открыть путь к прощению Императором и возвращению в Россию уже в полноценном статусе. В итоге Лёля решила, что не станет понапрасну себя накручивать, а примет любой вариант