среди ясного неба. Японский военный флот атаковал русскую эскадру. Началась война.

Павел в шоке перелистывал страницы французских газет, которые пестрели заголовками – «Японские миноносцы произвели внезапную атаку на русские корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура».

– Что же теперь будет? – волновалась Лёля.

– Ничего хорошего, здесь я склонен согласиться с Витте, – мрачно заметил Великий Князь, машинально делая глоток кофе, не чувствуя ни его вкуса, ни аромата. – Не готовы мы к войне…

– Нужно написать Михен. Что же теперь будет с Кириллом? Он отправится туда?

– Это его долг. Кроме того, это неплохой способ вернуть расположение Государя после истории с Даки… – Ольге не понравился задумчивый взгляд супруга. Она бы дорого отдала, чтобы прочесть бродившие в его голове мысли.

– Вряд ли это будет утешением для Михен, – выразительно заметила она.

– Да уж какие сейчас утешения. Я должен телеграфировать Ники, – Павел ушел в кабинет и оставался там до тех пор, пока вдруг на пороге его дома не появился нежданный гость.

В полдень в парадной раздался звонок и с морозным воздухом в дом ворвался Великий Князь Александр Михайлович, который возвращался в Петербург из Канн от своего отца, поправляющего здоровье на юге Франции.

– Павел, прости, что вваливаюсь вот так, без приглашения и предупреждения. Это ужасное известие застало меня на Лионском вокзале. Мне просто необходимо было с кем-то увидеться, выговориться! – тараторил, извиняясь, Сандро, на котором от волнения не было лица.

– Ну что ты! Я так рад видеть тебя! – искренне воскликнул Пиц, которому тоже нужна была родная русская душа, чтобы разделить ужас свалившейся на них беды. Европейцы обрывали телефон, выражали сочувствие, но все это было не то. Эта была не их война.

Кузены, запершись в кабинете, обсудили все, начиная с причин, приведших к такому жуткому событию, и кончая шансами России на победу. Сандро, разоткровенничавшись, критиковал Императора не меньше бывшего министра финансов, хоть они и принадлежали к противоборствующим лагерям. Павел понимал, что заслужил неожиданную откровенность родственника исключительно своей опалой. Даже несмотря на это понимание и давнее недоверие к клану Михайловичей, личная обида на Ники не давала Павлу взглянуть на ситуацию объективно.

– И как он жестоко обошелся с тобой! Я, положа руку на сердце, не ожидал такого сурового наказания, – заявил после ужина захмелевший Сандро. Увидев, что Пиц не поверил в его слова, он тут же поправился. – Хотя, это можно было предвидеть. Брак Миш Миша признали лишь спустя десять лет…

Приплетая к ситуации Павла историю морганатического союза своего брата, давно живущего в изгнании, кузен сознательно хотел подчеркнуть, что он понимает Пица, как никто, что он – свой. Великий Князь, как ни старался сохранять холодный рассудок, все больше подпадал под обаяние симпатичного, говорливого Сандро, хоть пока еще был в состоянии раскусить манипуляции кузена.

– Вспомнилось вдруг, как моя матушка была воинственно настроена в отношении Долгорукой, когда узнала о женитьбе на ней твоего отца… – не унимался гость.

Перед глазами Павла встал образ Великой Княгини Ольги Федоровны. До чего же она была зла на язык! Ох и доставалось от нее Сергею. Сколько крови она у него выпила. Хотя, справедливости ради, морганатический брак Александра II мало кто тогда принял. Даже сам Павел только сейчас пересмотрел свое отношение к тому союзу.

– Помню, как они с отцом ссорились. Она сказала ему, что ни за что не признает эту авантюристку! Что она ненавидит Долгорукую, которая достойна исключительно презрения! На что отец ответил ей: «Хороша ли она или плоха, но она замужем за Государем».

– Дядя Миша всегда был мудр! – Павел слишком хорошо знал родителя Сандро, чтобы обманываться на его счет. Но ему вдруг захотелось ответить на добрые слова о папá. Всегда приятно слышать похвалу своим близким, пожалуй, приятнее, чем самому себе, поэтому самая угловатая, грубая лесть принимается за чистую монету.

– И я здесь на стороне отца! Думаю, женщины в семье не приняли княгиню исключительно из-за чувства соперничества. Мне лично, хоть я и был мал, она показалась премилой!

– Государь был человеком слова, защитником слабых. Он не мог допустить, чтобы мать его детей так и осталась всеми презираемой. Я был слишком юн, чтобы осознать тогда, какой это был достойный поступок и смелый шаг с его стороны! – Пиц намеренно назвал отца Государем. Дистанцируясь, он подчеркивал объективность своей оценки действий Александра II, хотя параллели с его собственной историей были слишком уж очевидны, чтобы назвать это изящным подходом. И в целом его речь была слишком пафосной для дружеской беседы.

– Да, бесстрашный был Император и погиб как герой! – вторил кузен, подстраиваясь на ходу.

Подбадриваемый подобными разговорами, Великий Князь все больше убеждался в том, что, женившись на Ольге, поступил так же благородно, как отец. Если раньше основное место на пьедестале его памяти все-таки занимала мать, теперь туда в золотом венце героя величаво взошел и отец, потеснив Александра III, который был категорически против морганатических браков.

– Хочу просить тебя сохранить мой визит в тайне, – сконфуженно попросил Пица Сандро перед уходом. – Ники еще сердит на тебя, он этого не поймет…

– Как пожелаешь, – пожал плечами Павел. Он в любом случае не планировал трезвонить о своих гостях. Однако просьба кузена утвердила его в мысли, которая пришла ему в голову, как только он узнал о нападении японцев.

XII

Под пение «Боже, Царя храни» уже не первый день собиравшихся на площади в патриотическом порыве народных масс Сергей читал депешу от Аликс, в которой Императрица сообщала, что Павел просит Царя разрешить ему отправиться на войну. Сердце Великого Князя дрогнуло. Хоть младший брат и был натурой увлекающейся, иногда неверно понимающей, что есть благородство, но дрянным человеком или трусом он не был. В лихую для Родины годину Пиц не собирался отсиживаться у юбки своей роковой Цирцеи, готов был рисковать жизнью, чтобы искупить вину перед Государем.

Московский генерал-губернатор засобирался в столицу. Необходимо было обсудить с Ники просьбу Павла.

Перед отъездом Великий Князь взял с собой Дмитрия напутствовать войска, уходящие на фронт. Участие в жизни страны, особенно в критические для России моменты, было частью воспитания мальчика.

– Храни вас Бог, братцы! – по окончании речи дяди громко произнес разволновавшийся племянник, от чего слова его звучали особенно искренне. Великий Князь обратил внимание, как хмурые глаза солдат потеплели.

В Санкт-Петербург Его Императорскому Высочеству пришлось ехать одному. Елизавета Федоровна готовила с Иверской обителью санитарный отряд на двести коек и, кроме того, склад для фронта, поэтому не могла сопровождать мужа, как это делала обычно.

Несмотря на мрачное