пожизненное заключение капитана Дрейфуса, еврея по национальности, оболгали, другие считали его виновным. Дело это началось девять лет назад, и то немного затихало, то разгоралось с новой силой. Недавно оно было отдано на пересмотр, заключенный капитан подал кассационную жалобу, что всколыхнуло новую волну обсуждений и споров.

– Любопытно, что Вы думаете по этому поводу, – собеседница будто задалась целью окончательно вывести Его Императорское Высочество из себя.

– Многие здесь полагают, что в России нет свобод, но вот как любопытно получается – в республике возможно невиновного Дрейфуса бросают в застенки, а в самодержавной России оправдывают безусловно виновную Веру Засулич.

– Ваш аргумент безнадежно устарел. Это было давно, еще при деде нынешнего Императора, если я не ошибаюсь…

– Не ошибаетесь. Это было при моем отце, – Павел хотел добавить «которого взорвали такие же, как Вера Засулич», но решил, что это лишнее.

К счастью для Павла, публика стала возвращаться на места. Начинался второй акт. Болтовню о Толстом и Дрейфусе пора было заканчивать.

– Что ж, кто-то любит серьёзную литературу, а кому-то нравится читать про Анну Каренину, – подвела неутешительный для вкуса Великого Князя итог то ли поклонница высокой литературы, то ли почитательница гражданских свобод, то ли просто скучающая особа, готовая спорить с кем и о чем угодно.

Павел удивлялся себе. Почему он не обрубил этот разговор в самом его зачатке? Почему глаза его постоянно возвращались к худым ключицам и острым плечам с родинкой этой дамы? Нет, эта демоническая женщина не казалась ему притягательной, но в ее словах и манере общения было что-то, что заставляло его оправдываться и продолжать этот бессмысленный спор. Отчего-то ему хотелось ей понравиться, доказать свой ум, кругозор, широту взглядов. Хотелось, чтобы она считала его своим, «интеллектуалом».

В середине последнего акта за Павлом прислали из дома. У жены начались роды.

Он ехал домой, а в голове все крутился разговор с дамой. «Как же я забыл про крестьянский вопрос, который бесконечно поднимается в романе устами Левина… там обсуждают и роль женщины… Да читала ли она, вообще, роман?» Этот внутренний спор помогал ему немного отвлечься от переживаний. К счастью, все его тревоги не оправдались. На свет появилась дочь Ирина. Мать и малышка чувствовали себя хорошо.

X

В то время как над востоком России сгущались враждебные тучи, великокняжеская чета наслаждалась безоблачным счастьем в сердце Европы. Даже давно мучившая Павла болячка отступила. Экзема давала о себе знать все реже и в более бледной форме.

Новорожденная была прелестна – ела и спала замечательно, не доставляя родителям особенных волнений.

Рождественскую идиллию нарушило лишь истеричное письмо, полученное от Марианны из Петербурга, где она гостила у отца. Девочка обвиняла его в том, что он выжил из ума и растрачивает их наследство на какую-то уличную девку.

– Пистолькорс принимает их в доме? – Великий Князь был обескуражен, когда Ольга зачитала ему эпистолярный вопль дочери. Под «их» он имел в виду дам определенных занятий, которых в приличных домах не привечают.

– Да полно. Эрик, безусловно, эксцентричен, и благоразумие – не его конек, но вряд ли он стал бы опускаться до такого… Нет, домой к детям он их не привел бы.

– Как же в таком случае Марианна узнала про то, что отец что-то на кого-то тратит?

– Теряюсь в догадках… Быть может, отправленный Эриком конверт с чеком был не запечатан…

Про себя Лёля подумала, что дочь, раздираемая любопытством, могла бы и вскрыть письмо или проверить чековую книжку отца. С нее бы сталось.

– И про какую сумму идет речь?

– Пятьдесят тысяч.

Павел присвистнул. Большие деньги. Что же там за экземпляр, коли Пистолькорс такой суммы не пожалел?

– Я поговорю с ним, – заверила мужа Ольга, увидев в глазах Пица неудовольствие. Сейчас любая грязь вокруг их семейства была очень некстати. – Дочь наверняка все неверно истолковала. Она расстроена, чувствует себя всеми покинутой… Скорее всего, он что-то у этой дамы покупает, внес задаток…

Ольга попыталась выяснить все обстоятельства напрямую у Эрика, однако бывший супруг от объяснений уклонился.

Позже чету беглецов в Париже навестил Сергей, брат Ольги, который привез массу подробностей о новой пассии Пистолькорса.

– Наш полковник совершенно потерял голову из-за этой дамочки, – весело повествовал Сергей, оставшись с сестрой наедине, словно пересказывал очередной комический фарс.

– Кто она?

– Ладная швеечка, Сарра Левина, ребенка прижила от какого-то скучного биржевого маклера, которого развела с супругой. Тот любит ее самозабвенно, отчего пребывает в полной слепоте на ее счет, а она открыто наставляет ему рога. Перебрала одного, второго, третьего, добралась до Царского Села, где нашего Пистолькорса и охмурила.

– Сарра Левина? – переспросила Ольга.

– Прошу прощения, она окрестилась и стала Зинаида Николаевна Левина.

– Что же, она и в самом деле так хороша? – Ольге Валериановне сложно было принять, что брошенный муж так быстро нашел ей замену. Он, безусловно, имел на это право, но мог бы хоть немного выждать из элементарного приличия. Видимо, Пистолькорс и правда совершенно помешался, раз сломя голову бросился в роман с какой-то швеей. Ольга поморщилась – она всегда знала, что Эрик ее недостоин, он недотягивал до ее уровня, оставаясь при всех своих благородных кровях примитивным солдафоном.

– Да уж не дурна! Эффектная штучка! Есть в ней что-то такое магнетическое, знаешь! Про таких говорят глаз не отвесть! – поддразнивал брат Лёлю, зная, что ее самолюбие с трудом уживается с фактом существования других неотразимых женщин на земле.

– Ты разве знаком с ней? – удивилась Ольга.

– Я столкнулся с ними в ресторации. Пистолькорс нас представил. И тогда я вспомнил, что уже как-то был ей отрекомендован…

– Избавь меня от этих подробностей! – взмолилась Ольга. – Лучше скажи, что теперь с этим делать? Бедные дети! Их-то к чему впутывать?

– Успокойся, я слышал, она в апреле выходит замуж за своего маклера. Не станет же она продолжать роман с любовником при живом-то муже, – брат тут же расхохотался, сообразив, что ляпнул. У него и в мыслях не было ставить Ольге в укор ее годы отношений с Великим Князем, пока она состояла в законном браке с Пистолькорсом, однако из песни слов не выкинешь.

Ольга схватила лежащие рядом с ней пяльцы и запустила ими в смеющегося брата. Сергей, хоть в последнее время немного постарел и погрузнел, ловко увернулся. Однако в тот приезд дразнить сестру он больше не решался, сфокусировавшись на рассказах о своей удачной актерской карьере. Он взял для театра псевдоним Валуа, который набирал известность.

XI

В конце января пришла беда, которая, несмотря на кричащих предвестников, все же стала для многих громом