едва заглянули, она не представляла никакого интереса. А вот кабинет сразу привлек наше внимание. Стены помещения были заставлены стеллажами, полки которых ломились от книг, преимущественно по истории, а в центре комнаты стоял огромный деревянный стол. Он был так огромен, что казалось будто этот предмет мебели является королём всей квартиры.

– Окей, мы здесь, – промолвил лейтенант, – нарушаем закон. Теперь-то ты можешь сказать, что мы ищем?

Я вздохнул и нехотя ответил:

– Ищем любые записи, где упоминается корпорация Нецах. Всё что угодно. Любые документы.

– Нецах? Что это значит?

– Триумф, – ответил я.

Поиски заняли довольно много времени. Мы рылись в кабинете доктора, забыв о всякой осторожности. Бумаг было так много, что мне казалось, будто мы находимся на пункте приема макулатуры. Лекции, конспекты по истории, стопки газет и множество каких-то выдержек и выписок из книг. Реферат, дипломы и курсовые каких-то студентов. Бегло пробегая взглядом по бумагам, я даже пожалел о том, что так и не закончил исторический факультет. Мой взгляд упал на фотографию профессора, стоящую на столе. Из центра деревянной рамки на меня смотрел добродушный старичок с очень знакомым лицом. Я вспомнил, что этот преподаватель работал в нашем университете, он даже читал лекции на моих парах. По-моему, по истории древнего мира.

– Лейтенант, – сказал я, – сейчас я вспомнил, когда я учился на истфаке, этот профессор у нас преподавал. Я, правда, так и не доучился.

– И что, ты не вспомнил фамилию? – спросил Гинзбург.

– Я же не оперативник, – ответил я, – у меня плохая память на фамилии и лица. К тому же это было шесть лет назад.

– Понятно, – сказал лейтенант и углубился в бумаги.

Разобрав стол, мы переключили внимание на книжные полки. Постепенно я всё больше убеждался в том, что время, потраченное нами на поиски неведомых улик, можно было провести с большей пользой. Но тут лейтенант отодвинул репродукцию картины Николая Рериха, притулившуюся между книжными стеллажами, и радостно хмыкнул. Под полотном с горным пейзажем обнаружился винтажного вида сейф.

– Сможете открыть? – спросил я.

– Модель древняя, лет шестьдесят ей, – ответил лейтенант, разглядывая металлическую дверцу, – по сути, железный ящик с замком. Сможет открыть и ребёнок.

Не смотря на такое оптимистическое заявление, Гинзбург ковырялся в сейфе намного дольше, нежели с входной дверью. От напряжения на лбу сыщика выступили капли пота, а между нахмуренными бровями пролегли три глубокие морщины. Я с нетерпением ждал. В конце концов, под облегчённый вздох лейтенанта дверца со скрипом отворилась.

Внутри обнаружилось немного денег, что-то похожее на облигации займа и потрёпанный блокнот, упрятанный в глубину сейфа. Наличность и ценные бумаги нас, разумеется, не заинтересовали, в отличии от последней находки.

– Кажется, что-то полезное, – прокомментировал сыщик и передал мне блокнот.

Я с жадностью принялся листать исписанные страницы, вглядываясь в аккуратный убористый почерк ученого. В основном все записи представляли собой планирование рабочего времени доктора наук, которое было разбавлено различными контактными данными. В целом, записи не представляли никакого интереса, кроме последних страничек, которые, по моему разумению ученый сделал в последние дни своей жизни. Исходя из последних записей я сделал вывод: доктор исторических наук А.В. Романов, тот самый человек, который должен был собрать информацию для моего нового знакомого Ганса Вейруха. Интересно профессор знает о смерти своего коллеги?

Я вздохнул: ещё одна несчастная жертва цепи событий последних дней. Потерев виски, я принялся изучать последние записи покойного. Выглядело всё так, будто А.В. Романов сначала расписал план сыскных мероприятий, а позже ставил отметки напротив каждого пункта.

Для Г. Вейруха.

Нецах (церковь, секта?)

Регистрационные данные – нет (м.б. другое наименование в уставных документах).

Основные направления деятельности – неизвестно.

Упоминания: а) в качестве религиозной организации в Праге в 1855 г. (возможно, дата основания); б) закрытие филиала организации в Бресте, 1857 г. (см. газетную вырезку в приложениях, м.б. дьяволопоклонники, катары); в) открытие филиала в Венгрии, 1858 г; г) закрытие головного офиса. Список будет дополняться.

Основатель – данные различаются в зависимости от источника. (Николай Трейц, Рассел Фарадей, Михаэль Рут, Дэйн Акэм).

Действующее руководство – данных нет.

Действующие сотрудники организации (список будет дополняться). Климент Доньев (1942 г.р.), Елизавета Штерн (1977 г.р.), Луиза Аверьева (1984 г.р., нет в живых), Аристарх Костомаров (1914 г.р.).

Остальные записи содержали какие-то заметки и записи разговоров, которым я не смог предать смысла. Скорее всего, эти рабочие записи смог бы разобрать только их автор. На последней странице были указаны адреса сотрудников корпорации Нецах.

– Плохие ребята? – спросил лейтенант, заглядывая в блокнот, через моё плечо, – Нецах-то?

– Вот кто вам нужен, – сказал я и постучал пальцем по строчке с именем Елизаветы Штерн, рисуя в голове образ болезненной девушки, – я думаю, её отпечатки пальцев полностью совпадут с теми, что вы обнаружили на орудии убийства.

– Как же остальные? – поинтересовался Гинзбург.

Я позволил вопросу несколько секунд повисеть в воздухе, после чего со вздохом продолжил:

– Луиза мертва, попала под автобус. Это моя девушка… Климента тоже уже нет в живых.

– Откуда знаешь?

– Это сейчас не важно. Нет в живых и всё тут.

– Аристарх?

– Понятия не имею, – пожал я плечами, – судя по дате рождения, это глубокий старик. Вряд ли он справился бы с Кимми.

– Что ж? Придётся съездить по адресу этой Елизаветы, – сказал лейтенант.

– Можно мне с Вами? Эта Лиза крайне безумна, как мне думается.

– Поехали, – ответил Гинзбург, окинув меня оценивающим взглядом.

Мы привели кабинет в порядок, разложив бумаги по своим местам и закрыв сейф, и, оставшись незамеченными, покинули квартиру доктора исторических наук.

*

В отличие от жилища А.В. Романова дом чокнутой Лизы находился в одном из самых неблагополучных районов нашего города. Двор выглядел как свалка бытовых отходов, небольшое пространство между домами было завалено мусором и утопало в весенней грязи. Создавалась впечатление, что жильцы выливали помои прямо из своих окон. На бортах детской песочницы дружной компанией расселись алкаши, судя по пустым бутылкам, валяющимся возле них, предпочтение они отдавали одеколону. Бомжеватого вида граждане бросали на нас заинтересованный взгляды. В их стеклянных глазах даже самый оптимистичный человек не увидел бы ничего хорошего.

– Веселое местечко, – резюмировал я, оглядываясь по сторонам.

– Максимальный процент преступлений нашего города совершается здесь, – хмуро сказал Гинзбург, – район удерживает этот рекорд уже последние десять лет. Просвета не видно.

От компании пьющих мужичков отделился один индивид и уверенно, не смотря на качающуюся походку, направился в нашу сторону.

– Эй, мужики, – он обратился к нам хриплым и недружелюбным голосом, – выручите десяткой, по-братски. Не хватает нам с пацанами.

– Пошел прочь, – проговорил лейтенант сквозь