Здесь было еще более ослепительное освещение, чем там, где ятолько что выслушал приговор суда, если можно назвать так выпавшее на мою долюиспытание. Моим глазам предстал прямоугольный двор, обсаженный по периметрунесколькими десятками оливковых, апельсиновых и лимонных деревьев и другимицветущими растениями, ветви которых были сплошь унизаны разнообразнымисветильниками. То был маленький изолированный мирок существ, производившихвпечатление не то пьяных, не то умалишенных. Их тела, иногда полуголые, иногдаполностью одетые, а иногда даже богато разряженные, мельтешили, толкались или,распростертые, лежали в самых неожиданных местах. Все они были неряшливы,растрепаны и, как мне показалось, напрочь утратили чувство собственногодостоинства.

Я увидел жалкие лачуги, похожие на старинные крестьянскиеизбы, крытые соломой, нищенские деревянные закутки, маленькие скоплениякаменных жилищ и зарешеченные садики, а вокруг – бесчисленное множество обходныхтропинок.

Здесь был запутанный лабиринт одичавших садов, освещенныхбезжалостно ярким светом в ночной тьме.

Густо разросшиеся фруктовые деревья внезапно уступали местотравянистым полянам, где люди словно зачарованные смотрели на звезды и спали соткрытыми глазами.

Мириады цветущих лиан покрывали хлипкие загородки,сооруженные, казалось, лишь с целью создания жалкого подобия уединенности, иповсюду я видел громадные клетки с жирными птицами – да, именно с птицами – икипящие на кострах громадные котлы, из которых поднимался аромат какого-товарева, щедро сдобренного специями.

Котлы! Да, котлы, до краев наполненные бульоном.

Я заметил четверых демонов, бродивших вокруг, а быть может,их было еще и больше – сухощавых и обесцвеченных, подобно их господам, такжеодетых во все красное, только на них одежда выглядела бесформенной, если непросто тряпьем – крестьянскими обносками.

Двое из них присматривали за котлом с кипящим бульоном, илисупом, или тем, что еще там варилось, третий орудовал большой старой метлой, ачетвертый носил на бедре крошечного хнычущего человеческого ребенка, головакоторого беспомощно болталась на тонкой шейке.

Впечатление было еще более фантастическим и тревожным, чемот того ужасающего Двора внизу, с его высокомерными, похожими на мертвецовпридворными – пародиями на настоящих аристократов.

– Здесь что-то разъедает глаза, – пожаловалсяя, – наверное, дым, поднимающийся от котлов.

То был едкий, непривычный запах – смесь различных ароматов.Я мог различить несколько великолепных вкусовых приправ, запахи говядины ибаранины, но наличествовали здесь и другие, более экзотические приправы,смешивавшиеся с остальными.

Повсюду я замечал странные человеческие существа все в томже состоянии безнадежного оцепенения. Дети, старухи, явные калеки, никогда непоявлявшиеся на виду в том нижнем городе, горбатые и прочие уроды сискривленными позвоночниками, так и не достигшие нормального роста взрослогочеловека, а рядом с ними – неуклюжие великаны, бородатые и смуглые, моисверстники и люди значительно старше – все они суетливо крутились или лежаликак в обмороке, безумные, глазевшие на нас, часто моргая, словно в ослеплении,и замиравшие на месте, как будто наше присутствие могло означать для них нечтотакое, чего они никак не могли взять в толк.

Голова моя кружилась от слабости, и Урсула поддерживала меняпод руку. Как только эти странные густые испарения касались моих ноздрей, ячувствовал поистине волчий голод. Такой острый, какого никогда прежде неиспытывал. Нет, это была скорее страстная жажда, неутолимое желание испитьэтого супа, будто на свете не существовало никакой иной пищи, кроме жидкой.

Внезапно два изможденных, замкнутых, молчаливых человека,неотступно сопровождавшие нас все это время, – это они, завязав мне глаза,притащили меня сюда – отвернулись и стали удаляться от нас, стуча каблуками покаменной мостовой.

Из огромной пестрой, разрозненной толпы раздалисьнетерпеливые выкрики. Все головы повернулись.

Неповоротливые тела попытались подняться, выйти из состояниятуманного оцепенения.

Два господина с длинными, волочащимися по земле рукавами инапряженно застывшими спинами дружно промаршировали, словно близкие по крови, кближайшему котлу.

Я наблюдал, как опьяневшие смертные собираются с силами и,спотыкаясь, подтягиваются в направлении господ. А те, одетые во все красное,казалось, упивались всеобщей заинтересованностью.

– Что они делают? Что они собираются делать?

Меня тошнило. Я едва не падал. Но какой замечательный ароматисходил от этого супа и как мне хотелось его попробовать!

– Урсула… – начал было я, но замолчал, не зная,какими словами следует закончить обращенную к ней мольбу.

– Я с тобой, мой возлюбленный, а это – голубятня.Взгляни. Ты видишь?

Словно сквозь туман я наблюдал, как господа прошли подколючими остролистыми ветками цветущих апельсиновых деревьев, на которых к томуже висели свежие и сочные плоды, но их, напыщенных и мрачных, они совсем непрельщали.

Господа заняли места по обе стороны от первого котла, икаждый из них, протянув правую руку, полоснул себя по кисти ножом, которыйдержал в левой руке, а затем позволил крови щедрой струей окропить бульон.

Робкие возгласы одобрения послышались из толпы несчастныхсозданий, смиренно окружавших господ.

– Ох, будь я проклят, ведь это, конечно же,кровь, – прошептал я. Я бы упал, если бы Урсула крепко не держаламеня. – Бульон сдобрен кровью!

Один из господ отвернулся, словно дым и испарения вызывали внем отвращение, но все еще позволял своей крови капать в жуткую смесь. Затем,быстро обернувшись, с почти нескрываемым раздражением схватил за руку одногохудого на вид, изможденного бледного демона в деревенской одежде.

Он поймал бедного малого и потащил его к котлу. Тщедушный,жалкий червяк умолял и жалобно скулил, чтобы его освободили, но обе кисти егорук были уже рассечены, и, в то время как он отворачивал костлявое лицо всторону, его кровь неистовыми струями била в суп.

– Ах, так ты превзошла самого Данте со своей версиейкругов ада, не так ли? – спросил я.

Но мне было мучительно выдерживать с ней такой тон.

Урсула изо всех сил старалась поддержать меня.

– Они – крестьяне, конечно, но мечтают быть господами,и, если будут повиноваться, желание их, возможно, исполнится.

Теперь я припомнил, что солдаты-демоны, притащившие меня взамок, оказались грубыми охотниками. Как прекрасно было все продумано, но ведьона, моя хрупкая возлюбленная с нежными, но цепкими руками и блестящим от слезлицом, была подлинной дамой, не правда ли?