– Ха, – хохотнула Галя, – только к ужину у нее одна варенаякапуста. На роскошных тарелках, вокруг салфеточки да приборчики – небольшойкусочек капустки или горстка овощей. Много есть, по ее мнению, признаквульгарности. Пиво пьют только невоспитанные люди, полагается из хрустальногофужера глоточек вина. А уж в кровати!..

Галочка безнадежно махнула рукой.

– Да бедный Ленька неделями подход к ней искал. Тамара моглатолько в соответствующем настроении, вот он его и создавал: букеты,комплименты, признания. Секс ей тоже казался вульгарным. Ну какой мужик такоевыдержит? Хотя Леня все-таки долго терпел, пока на Милку не кинулся. А та безособых задвигов: хочется – пожалуйста. Правда, ненадолго ее хватало. Несколькомесяцев, а то и недель… глядишь, у нее уже новый.

– Вы же говорили, что мужчины ее бросали…

Галя вздохнула.

– Тех, кому Мила нравилась, она сама прогоняла, а тем, ктоей по душе был, навязывалась, только теперь уже ее гнали. Страннаязакономерность. И еще одна деталь – очень уж дико протекали некоторые еероманы.

– Почему?

– Ну посудите сами. Что с Леней, что с Костей, что с Жорой –одинаково.

– Жора? Кто такой?

– Был у нее такой Георгий Рощин, – отмахнулась Галя, – да нев нем дело. Леньку Мила почти четыре года знала и никакого внимания на него необращала. Потом вдруг – любовь месяца на два и разрыв. Костю тоже вначалеоткидывала, нос воротила, вдруг – страстные признания, амур до гроба и сноваскорый-скорый развод, да и с Жориком то же самое. Милка большущую частнуюклиентуру имела, и Жорка к ней довольно долго ходил, пока она ему сама на шеюне бросилась. И еще… У каждого существует свое понятие о красоте.

Я кивнула: безусловно. Некоторые мои знакомые, разойдясь,ухитрялись снова выйти замуж за мужиков, удивительно похожих на бывших мужей.

– Милке нравились высокие парни, блондины, крупные, пустьдаже располневшие, – рассказывала Галя, – а Леня, Костя и Жора совсем иноготипа – мелкие, темноволосые. Костик вообще на подростка похож. Люда всепосмеивалась – ну и угораздило кавалера заиметь, каблуки не наденешь,приходится в тапочках бегать. И вдруг такие страстные чувства, простонепонятно.

Я закурила «Голуаз», мне в этой истории тоже почти всенепонятно. Галочка вытащила пудреницу и обозрела лицо.

– Ну что ж, пора на службу.

Я, естественно, оплатила счет и как бы между прочимпоинтересовалась:

– Телефончики Калерии Львовны и Георгия не дадите?

– Откуда они у меня? – удивилась Галя и посоветовала: – А выв поликлинику езжайте. Калерия, наверно, директорствует, а Георгий зубы лечитьходит, в регистратуре карточка с адресом есть.

Дельная мысль. Проводив Галину до ворот, я посмотрела ейвслед. Женщина шла ровной, упругой походкой, не оглядываясь, хотя, наверное,чувствовала на себе мой взгляд. Теплое весеннее солнце радостно освещалонадгробия и холмики, где-то весело кричали дети. Внезапно откуда ни возьмисьприлетела стая ворон. Со скрипучим карканьем противные птицы расселись наветвях огромной березы у ворот и начали базар. Отчего-то мне стало холодно икак-то не по себе. Что-то во всей этой истории пугало. Так немеет спина, когдапоздним вечером идешь одна по пустынной улице. Вроде никого нет, а душа уходитв пятки.

Резко повернувшись, я побежала к «Вольво». Хватит, порауезжать, на погостах всегда приходят в голову страшные мысли – место такое,неприятное.

В регистратуре клиники сидела уже другая дежурная. Часыпоказывали четыре; понятно, поменялась смена.

– Здравствуйте, – бодро сказала я, – вот, давненько незаглядывала.

– Плохо, – сразу пошла на контакт молоденькая медсестра, –зубы полагается раз в полгода осматривать.

– Недосуг, – махнула я рукой. – Калерия Львовна в какомкабинете?

Девушка постучала карандашиком по столу.

– Доктор Образцова больше у нас не служит.

– Надо же, – изобразила я отчаяние, – я так к ней привыкла.

– Могу посоветовать Калистратову, – доверительно шепнуларегистраторша, – изумительно работает.

– Нет, лучше подскажите, где искать Калерию Львовну…

– Работаю совсем недавно… – завела медсестра и осеклась,увидав у меня в руке двадцатидолларовую купюру.

Не говоря больше ни слова, она подошла к какому-то ящику испросила:

– Домашний адрес устроит?

– Прекрасно, – обрадовалась я, – телефончик посмотрите.

– Здесь только адрес, – сообщила девушка, – улица ГенералаКотова, дом пятнадцать, квартира сорок четыре.

– И еще поглядите координаты Георгия Рощина, он сюда зубылечить ходит, – обнаглела я.

Но приветливая медсестричка, очевидно, решила, что двадцатьбаксов – вполне подходящая сумма за две справки, потому что тут же ушла куда-тоза стеллажи, густо уставленные карточками.

Время тянулось томительно. Я наблюдала, как медленноперескакивает на часах минутная стрелка. Отчего тут не заведут компьютер?

Наконец регистраторша вынырнула, держа в руках потрепаннуюкнижечку.

– Рощин Георгий Петрович, он?

Я кивнула. Отчества не знаю, но надеюсь, что в поликлиникуобращался только один человек с такими данными.

В «Вольво» уселась поудобней и набрала телефон Рощина.Звонкий детский голос крикнул:

– Алло?

– Позови, пожалуйста, Георгия Петровича.

– Здесь такие не живут, – жизнерадостно сообщил ребенок ишлепнул трубку.

Пришлось накручивать номер заново. На этот раз подошлаженщина.

– Извините, но мне дали телефон и сказали, что это квартираРощина.

Незнакомая собеседница помолчала секунду, потом осторожноспросила:

– А вы ему кем приходитесь?

– Никем. Просто приехала из Парижа, а общие приятелипопросили посылку ему передать, так, ерунда – рубашку и пуловер.

– Ему теперь одежда ни к чему, – сообщила женщина, – Рощинумер, а жена нам жилплощадь продала.

– Как? – вырвалось у меня.

Собеседница только вздохнула.