– Раз и навсегда распрощаться сКондратом, – отрезала Лена.

Зинуля согласилась. Дальше начались чудеса.Через две недели она стала хозяйкой квартиры на Хонской. Лена пристроилапродавщицу в газету «Созвездие» курьером. Должность невелика, зарплата,впрочем, тоже, но зато ее без проблем приняли на вечернее отделение журфака,как работающую по профессии. Вот выучится, получит диплом, станетлитсотрудником…

– Погоди, погоди, – прервалая, – в университет зачисляют летом, а сейчас март!

– Ну и что? – удивилась Зина. –Я уже семь месяцев учусь!

– Когда же произошла вся история?

– Год назад, в апреле, – спокойнопояснила она. – В июне я в Хургаду ездила, а в июле Лена пришла. Кстати, сКондратом я больше не виделась. Он, правда, пару раз заходил в магазин, но яуволилась, не хотела нарушать данное слово. Лена мне очень помогла, и я ейблагодарна по гроб жизни. Так что ни о какой женитьбе речи не шло. Честноговоря, он ничего такого и не предлагал.

Чтобы слегка отвлечься, я зашла на рынок иначала бесцельно шататься по рядам, оглядывая горы смерзшихся окорочков ирыбных тушек. Может, Юра напутал и Лена имела в виду другую Зину? Потому чтоочень странно впадать в раж спустя почти год после событий. И потом, мояхозяйка, очевидно, уже не раз проделывала нечто подобное, откупалась отлюбовниц мужа, совершенно не собираясь убивать супруга. Может, Грызлов ошибся –у Кондрата было две любовницы с одинаковым именем Зина? И обе работали вовощном магазине? Глупее не придумаешь!

Дома первым делом я схватила телефон. Сейчаспозвоню Грызлову, но аппарат затрезвонил сам.

– Электролампа Андреевна, –прохрипел неузнаваемый голос.

– Андрей? Что с тобой?

– Забегите на секунду.

Недоумевая, я толкнулась в соседнююдвухкомнатную квартиру и вздохнула. Вот как современная молодежь понимаеткрасоту жилища. Небольшой холл был застелен небесно-голубым ковролином, однастена занята зеркальным шкафом-купе, на другой висели картины, сразу четырештуки. Я моментально узнала полотна – ими торгует при входе в супермаркет неопрятныймужик лет сорока. Больше всего его произведения напоминают поздравительныеоткрытки, яркие и нелепые. И если пейзажи были еще хоть на что-то похожи, тожанровые сценки вызывали содрогание. Пару раз я со вздохом тормозила возлехудожника, искренне жалея бедолагу. Ну кому придет в голову купить этакуюкрасоту, в особенности вон то изображение кукольно хорошенькой девочки,купающей в тазике собаку с несуразно большой головой. Теперь я знала ответ навопрос. Потому что самое почетное место в домашней экспозиции занимала как разэта толстенькая девица, истово намыливающая гидроцефального щенка.

– Андрей, ты где? – крикнула я.

– Тут, – раздался слабый вскрик.

Войдя в довольно просторную спальню, я ахнула.На широкой кровати, где в изголовье были встроены магнитофон и радиоприемник,лежал наш бандит. Невольно отметив, что постельное белье у него офигительное,все разукрашенное гоночными машинами, я поинтересовалась:

– Ну и что стряслось?

– Плохо мне, – пробормотал Андрей иповернул голову.

Я вновь ахнула. Лицо парня страннорасширилось, словно растеклось в разные стороны.

– Боже! Где болит?

– За ушами, – пробормотал он, –голова еще, горло, насморк. Вчера холодной колы со льдом попил – наверное,простыл. Купите аспиринчику…

Я приложила ладонь к его лбу, потом принеслаградусник. Через пару секунд серебристая линия взлетела до сорока. Посчитавдело слишком серьезным, чтобы обойтись одним аспирином, я вызвала «Скорую».

Машина прибыла на редкость быстро, и милаяженщина лет тридцати тут же поставила диагноз:

– Свинка.

– Что? – изумилась я. – Развеею болеют в таком возрасте?

– Заразиться можно и в старости, –усмехнулась докторша.

Следующие два дня мы с Лизой неотлучно сиделиу кровати Андрюши, честно говоря, ему было совсем плохо. Градусник стабильнопоказывал сорок, и большее время наш сосед валялся в полузабытьи. Воскрес онтолько вечером в четверг и попросил:

– Поесть бы чего!

Обрадованная его проснувшимся аппетитом, ямоментально налила тарелку куриного супа – морковь кружочками и лапшазвездочками.

– Вкусно как, – пробормотал браток,проглотив первую ложку.

Я чуть не разрыдалась от умиления. Похудевшийза время болезни, без золотых цепей и кожаной куртки, Андрей, взъерошенный, смиской в руке больше всего походил на мальчика-подростка. Впечатление усиливалапижама, усеянная картинками из диснеевских мультиков. Кто бы мог подумать, чтонаш браток купит себе ночное белье с изображениями Гуфи и Микки-Мауса.

– Ешь, детка, – машинально сказала яи погладила его по стоящим дыбом волосам. – Кушай, поправляйся.

– Спасибо, Электролампа Андреевна…

Я моментально разозлилась:

– Слушай, прекрати называть меняЭлектролампой.

– Но вас ведь так зовут!

– Просто Лампа. Не электрическая, негазовая, не керосиновая…

– Понял, – ответил он, дохлебываясуп.

Оставив около него Лизу, я вернулась домой ипозвонила Грызлову, но телефон не отвечал.

Внезапно вошла Лиза.

– Слышь, Лампочка, у нас есть картонка?

– Где-то валялась. А зачем тебе?

– Чего время зря терять. Андрей заснул, ая хочу из этой шерсти помпоны сделать, трафаретка нужна, – и она показаламоток ярко-красного цвета.

Открыв дверь кладовки, я обнаружила на полкахнесколько упаковок из-под игрушек. Сразу нахлынули неприятные воспоминания. Всеэти замечательные вещи преподнесли Ване. Грузовик, пушка, набор солдат, автомати… пистолет. Жаль только, что красочная бумага не может рассказать, ктопоследний держал ее в руках… Ведь именно в эту красивую коробку и был положенвместо игрушечного настоящий «зауэр»… Хотя… Я повертела в руках чек. Сверхустояло «Разноцветный праздник», внизу «Спасибо за покупку» и сумма – две тысячитриста двадцать пять рублей семь копеек. В особенности умиляют копейки. Ну ицены у игрушек! Цена – как у настоящего «зауэра».

С утра, убедившись, что Андрей повеселел исмотрит телевизор, я поехала в «Разноцветный праздник». Магазин с этимназванием был в справочнике только один, на Соловьевском Валу.