Дэниел пристально вгляделся в стоявшее перед ним существо, втого, кто выглядел как человек и разговаривал как человек, но при этомчеловеком не был. В его сознании произошел какой-то страшный сдвиг: он вдругсловно увидел перед собой гигантское насекомое, хищное и злобное чудовище,поглотившее миллионы человеческих жизней. И тем не менее он любил его. Любилего гладкую белую кожу и огромные темно-карие глаза. Он любил не того, ктовнешне походил на нежного и чуткого юношу, а нечто отвратительное, ужасное,омерзительное и в то же время прекрасное. Он любил его так, как люди любят зло,потому что оно приводит их в восторг и заставляет трепетать их души. Вы толькопредставьте себе: убивать таким образом, по своему желанию отбирать жизнь,вонзать зубы в любого и брать у него все, что он только может дать!

Посмотрите на его одежду. Голубая хлопчатобумажная рубашка,джинсовая куртка с латунными пуговицами. Откуда у него все это? Конечно же,снял с жертвы. Словно содрал с нее, еще теплой, кожу. Неудивительно, что вещипо-прежнему пахнут потом и кровью, хотя на вид совершенно чистые. А волосыподстрижены так, будто и не собираются в ближайшие двадцать четыре часа вновь,как обычно, отрасти до плеч. Вот оно, зло. Вот она, иллюзия. «Вот кем я хочустать, и вот почему я не в силах видеть его».

Губы Армана дрогнули в едва заметной нежной улыбке. Глазаего подернулись пеленой и закрылись. Он склонился над Дэниелом и прижалсягубами к его шее.

И вновь Дэниел почувствовал, как его кожу пронзили острыезубы, – совсем как тогда, в комнатушке на Дивисадеро-стрит вСан-Франциско, где он был с вампиром Луи. Он ощутил острую боль и пульсирующеетепло.

– И все-таки ты меня убиваешь? – Он вдругпочувствовал слабость, жар и переполняющую его любовь. – Что ж, сделайэто.

Но Арман выпил лишь несколько капель. Он отпустил Дэниела ислегка надавил ему на плечи, заставляя опуститься на колени. Подняв глаза,Дэниел увидел, что из запястья Армана течет кровь. Вкус этой крови былравносилен электрошоку. Ему вдруг на мгновение показалось, что Помпеинаполнились шепотом и плачем; словно из древних времен до него донессяволнующий душу слабый отголосок давних смертей и страданий. Среди дыма и пеплапогибают тысячи людей. Тысячи людей умирают вместе. Вместе. Дэниел теснееприльнул к Арману. Но крови больше не было. Остался лишь ее вкус на губах.

– Теперь ты принадлежишь мне, красавчик, – сказалАрман.

На следующее утро, проснувшись в номере отеля «Эксельсиор» вРиме, Дэниел знал, что впредь никогда не будет убегать от Армана. Тот пришел кнему меньше чем через час после захода солнца. Они отправляются в Лондон,машина ждет, чтобы отвезти их в аэропорт. Но у них есть еще время, чтобы вновьброситься в объятия друг друга и обменяться кровью.

– Вот отсюда, из горла, – прошептал Арман, ладоньюприжимая к себе голову Дэниела.

Волнующая, приводящая в трепет беззвучная пульсация… Светламп усилился, стал ярче, залил всю комнату…

Любовники. Итак, их отношения переросли в самозабвенный,всепоглощающий роман.

– Ты будешь моим учителем, – сказал емуАрман. – Ты расскажешь мне все об этом веке. Я уже начал познавать тайны,ускользнувшие от моего внимания с самого начала. Если захочешь, ты будешьложиться спать с восходом солнца, но ночи принадлежат мне.

Они с головой погрузились в самую гущу жизни. В том, чтокасается притворства, Арман был поистине гением; каждый вечер он отправлялся наохоту пораньше, и куда бы они ни отправились, его всюду принимали за человека.Кожа его была горячей, с лица не сходило выражение страстного любопытства,объятия становились торопливыми и лихорадочными.

Выдержать такой темп по силам только другому бессмертному.Дэниел клевал носом на симфонических концертах, в опере и на тысячах разныхфильмов, которые заставлял его смотреть Арман. Потом были бесчисленныевечеринки, суматошные, шумные сборища от Челси до Мэйфейр, где Арман велбесконечные политические и философские споры со студентами или светскими дамами– с любым, кто предоставлял ему хоть малейшую возможность для этого. Глаза еговлажнели от возбуждения, голос терял сверхъестественное звучание и обреталвполне человеческую тональность, ничем не отличавшуюся от манеры говорить,свойственной прочим присутствующим.

Его завораживала любая одежда, но не красотой, а темзначением, которое он ей приписывал. Он носил джинсы и джемперы, как Дэниел; оннадевал на себя свитеры, связанные из толстых ниток, рабочие башмаки, кожаныеветровки и сдвинутые на макушку очки с зеркальными стеклами. Иногда ему вдругприходило в голову нарядиться в безупречно сшитый парадный костюм, смокинг илифрак с белым галстуком-бабочкой. Сегодня он мог носить короткую стрижку,делавшую его похожим на студента Кембриджа, а назавтра явиться с длинными, каку ангела, волосами.

Казалось, они с Дэниелом только и делают, что поднимаются почетырем пролетам темной лестницы, чтобы нанести визит какому-нибудь художнику,скульптору, фотографу или же посмотреть совершенно особенный, так и не вышедшийна экраны фильм, который произвел переворот в искусстве. Они часами просиживалив холодных квартирах темноглазых молодых женщин, исполнявших рок-композиции изаваривавших травяной чай, который Арман никогда не пил.

Стоит ли говорить, что в Армана влюблялись и мужчины, иженщины: «такой невинный, такой страстный, такой великолепный». Кто бысомневался. Действительно, способность Армана к обольщению практически неподдавалась его контролю. А ложиться в постель с теми несчастными, кого Армануудавалось туда заманить, приходилось Дэниелу, в то время как темноглазыйкупидон, сидя в кресле, с нежной одобрительной улыбкой наблюдал запроисходящим. Вдохновляемый двусмысленностью каждого интимного жеста, Дэниелтрудился с величайшим самозабвением; присутствие свидетеля делало его страсть ещеболее жаркой, опаляющей и иссушающей душу. Однако после, чувствуя себяопустошенным и исполненный негодования, он лежал и холодно смотрел на Армана.

В Нью-Йорке они продолжали метаться между вернисажами, кафеи барами, а однажды усыновили молодого танцора и оплатили его обучение. Онисидели на верандах Сохо и Гринвич-виллидж, проводя часы с каждым, кто готов былк ним присоединиться. Они посещали вечерние курсы по литературе, философии,истории искусств и политике. Они изучали биологию, покупали микроскопы,собирали образцы. Они штудировали книги по астрономии и устанавливалигигантские телескопы на крышах домов, в которых жили всего лишь по несколькудней, самое большое – месяц. Они ходили на боксерские матчи, рок-концерты ибродвейские шоу.