Отвратительные, чудовищные ссоры… В конце концов Арманвзрывался и глаза его стекленели от безмолвной ярости, потом он тихо, нобезудержно плакал, словно давно забытое чувство, способное разорвать на частиего душу, вернулось вновь.

– Я не стану это делать, я не могу. Попроси лучше убитьтебя, для меня это гораздо проще. Как ты не можешь понять, что сам не знаешь, очем просишь?! Опять то же проклятое заблуждение! Неужели до тебя все еще недошло, что любой из нас отказался бы от всего ради возможности прожить однучеловеческую жизнь?!

– Оказаться от бессмертия, чтобы прожить одну жизнь? Ятебе не верю. Ты впервые лжешь мне столь откровенно.

– Да как ты смеешь!

– Не бей меня! Ты же можешь меня убить. Ты оченьсильный.

– Я бы от всего отказался. Если бы не был таким трусом,когда доходит до дела, если бы после пятисот лет жажды и страстей я по-прежнемудо мозга костей не боялся смерти.

– Нет, не отказался бы. И страх здесь ни при чем.Вспомни только, что представляла собой одна человеческая жизнь в те времена,когда ты родился. Потерять все это? Будущее, где ты получишь власть и роскошь,о которых не мог мечтать даже Чингисхан! Оставим в стороне чудеса техники.Разве ты захотел бы остаться в неведении о судьбах мира? Ах, только не говори,что согласился бы на это.

Словесных примирений после таких ссор никогда не было. Всезавершалось объятиями, поцелуем… кровь обжигала его, словно жалила, над нимогромной сетью раскидывался покров видений… и голод! «Я люблю тебя! Дай мнееще. Еще! Мне никогда не будет достаточно».

Все было бесполезно.

Что принесли такие вливания его телу и душе? То, что онтеперь во всех подробностях может рассмотреть падение листа с ветки? Арман несобирается дарить ему бессмертие!

Арман видел, как время от времени Дэниел уходит, чтобы с головойокунуться в таящую множество опасностей повседневную жизнь; он предпочиталрисковать таким образом, но не делать то, что от него требовали. Дэниел ничегоне мог сделать, он ничего не мог дать.

Так начались его странствия и побеги, но Арман не следовалза ним. Каждый раз Арман ждал, когда Дэниел начнет проситься обратно. Или жеокажется вне пределов досягаемости, на грани смерти. Тогда, и только тогда,Арман привозил его домой.

На широкий тротуар Мичиган-авеню упали капли дождя. Книжныймагазин опустел, свет погас. Где-то часы пробили девять. Он стоял, прислонясь кстеклу, и смотрел на проносящиеся мимо машины. Идти некуда. Выпить каплю кровив медальоне? Почему бы и нет?

Лестат в Калифорнии; он, наверное, уже вышел на охоту ипреследует свою жертву. А зал готовят к концерту. Смертные рабочиеустанавливают световую аппаратуру, микрофоны, места для публики, не подозреваяо секретных приказах, которые были отданы, о зловещих зрителях, чье присутствиев огромной, равнодушной и истеричной людской толпе останется до поры до временинезамеченным. А что, если Дэниел допустил чудовищную ошибку? Вполне возможно,что Арман уже там!

То, что поначалу казалось невероятным, постепенно перерослов уверенность. Почему Дэниел не подумал об этом раньше?

Конечно же, Арман уехал! Если в сочинении Лестата содержитсяхоть крупица правды, Арман ответит на приглашение, захочет увидеть все своимиглазами и, возможно, найти тех, кого потерял много веков назад и кто теперьоткликнулся на зов Лестата.

И какое дело будет ему до смертного любовника, человеческогосущества, служившего ему последние десять лет не более чем игрушкой? Конечно,Арман уехал без него. И помощи на этот раз ждать не приходится.

Он замерз и чувствовал себя ничтожным, жалким и совершенноодиноким. Предзнаменования не имеют никакого значения – явившийся ему сон облизнецах умчался прочь, оставив его наедине с дурными предчувствиями. Такогорода события пролетали над его головой, как огромные черные крылья, послевзмаха которых он ощущал лишь дуновение равнодушного ветра. Арман без негоотправился навстречу судьбе, но Дэниелу не дано постичь ее в полной мере.

Ужас и грусть переполняли Дэниела. Выхода нет. Беспокойство,вызванное сном, смешалось с тупым тошнотворным страхом. Он дошел до ручки. Чтоему теперь делать? Он устало представил себе, как перед ним закрывается островНочи. Он увидел окруженную белыми стенами виллу, возвышающуюся надморем, – до нее не добраться. Он представил, что у него нет ни прошлого,ни будущего. Единственный выход для него – смерть: ничего другого в концеконцов не осталось.

Он сделал несколько шагов. Руки занемели. Свитер промок отдождя. Ему захотелось лечь прямо на тротуар и позволить близнецам появитьсявновь. На память пришли выражения Лестата. Момент перерождения он называлОбрядом Тьмы. А мир, способный принять в свои объятия столь утонченныхмонстров, ассоциировался в его сознании с Садом Зла.

«Позвольте мне оставаться всего лишь любовником в Саду Зла,но быть рядом с вами, и свет, ушедший из моей жизни, вернется вновь – яркойвспышкой великолепия и гордости. Лишившись своей смертной плоти, я перейду ввечность. Я стану одним из вас».

Головокружение… Кажется, он чуть не упал. Кто-то с нимразговаривает, кто-то спрашивает, все ли у него в порядке. Нет, конечно. Какможет он быть в порядке?

На плечо ему вдруг легла чья-то рука.

«Дэниел».

Он поднял голову.

У самого края тротуара стоял Арман.

Поначалу он даже глазам своим не поверил – ведь он таксильно этого хотел; но оказалась, что зрение его не обманывает. Тамдействительно стоял Арман. Окруженный аурой всегда, казалось, сопровождавшегоего неземного спокойствия, он молча всматривался в Дэниела; несмотря на слабыйналет неестественной бледности, было заметно, как пылает его лицо. Какимобычным он выглядел, если красота вообще бывает обычной. И каким невероятноотстраненным от окружающих его материальных вещей, от своей помятой белойкуртки и брюк. За его спиной, словно еще одно видение, маячил в ожиданиимассивный серый «роллс-ройс», с серебристой крыши которого сбегали струйкидождя.

«Ну же, Дэниел. На этот раз ты задал мне трудную задачу.Очень трудную».

Почему столь настойчиво звучит его приказ, если рука,потянувшая его вперед, и без того сильна? Как редко Арман сердилсяпо-настоящему! И как Дэниел любил его в гневе! Ноги вдруг перестали егодержать. Он почувствовал, что его поднимают. Потом под ним простерся мягкийбархат заднего сиденья. Он упал головой на руки и закрыл глаза.

Но Арман ласково усадил его прямо и обнял. Восхитительномягко качнувшись, машина тронулась с места. Какое это блаженство – вновь спатьв объятиях Армана! Но ведь он должен рассказать ему так много – о сне, о книге.