Ну что ж, решение принято. И я немедленно начну воплощатьего в жизнь.

Я называл его Бегемотиком. Или - по настроению -Бегемотищем. Или просто Бегемотом. Нет, в самом деле, трудно найти на нашейпланете человекообразное существо, до такой степени похожее на это животное.Найти-то трудно, да вот мне удалось. Вернее, не мне, а Мусе Беловцевой, котораявообще-то всегда найдет все, что угодно, для нее нет неразрешимых задач.

Три недели назад я принял решение прекратить прятаться отнеустраивающих меня выводов, которые неумолимо вытекали из неустраивающих менямыслей. Меня хотят убить, и пора уже перестать валять дурака и с милой улыбкойзасовывать голову в песок в надежде на то, что все как-нибудь само рассосется иобойдется. Если бы не мое великодушное обещание на халяву напоить Фомича,умереть пришлось бы мне. А вместе со мной - и еще кому-нибудь, потому как явсе-таки не алкоголик и в одиночку не пью, даже и свой любимый"Хеннесси".

Пришлось вспомнить добрые советы Голой Мексиканской СобачкиЭммы моего лечащего врача - и обратиться к психоаналитику. Коль мне не удалосьвосстановить память собственными усилиями, буду обращаться к специалисту.Поговорить на эту тему с Эммой мне даже в голову не пришло, за много лет япривык, что все мои проблемы решает Муся, вот ей я и поручил найти мне хорошегопсихоаналитика, который, к тому же, не будет настаивать на том, чтобы я побежалк нему в кабинет, а посещал бы меня здесь, в санаторной клинике.

Честно признаться, после смерти Фомича и грузчика я еще парудней колебался. Есть у меня такая особенность: быстро принимаю решение, но еслитак случится, что нет возможности выполнить его немедленно, сию же секунду,пока еще в запале и не приступил к тщательному обдумыванию - потом наступаетпериод сомнений. Поскольку, решение принято ранним утром на скамейке возледомика техперсонала и до приезда Муси прошло несколько часов, я успел как развпасть в привычные для меня размышления.

Разумеется, весь тот день я провел в разговорах оботравлении Фомича подаренным мне коньяком и беспрестанно долбил Мусю стребованиями вспомнить, кто именно принес бутылку. Но Муся только растерянноморгала, горестно вздыхала и огорченно повторяла, что вспомнить не может.Дарящие шли сплошным потоком, и то, что они приносили, мой агент сразу жераскладывала на три кучки: цветы - в наполненное водой ведро, пакеты и свертки- на диван, бутылки - в коробку. Кроме того, она несколько раз отлучалась,бегала в положенное рядом с офисом кафе перекусить, отъезжала примерно на час,чтобы встретиться с автором и взять у него исправленную рукопись, ездила набензозаправку. В ее отсутствие подарки поступали через секретаря, которая,следуя полученной инструкции, принимала "товар" и раскладывала введра, на диван и в коробку. Муся пообещала спросить у своей сотрудницы, может,она обратила внимание на безакцизную бутылку.

На следующий день моя Кошечка-Гепард принесла два известия,одно плохое, другое - очень плохое. Плохие известием было то, чтодевушка-секретарь насчет коньяка "Хеннесси" ничего не вспомнила.Очень же плохим известием было сообщение о трагической смерти генерала Маслова,того самого Маслова, с которым я где-то ухитрился познакомиться, которыйснабжал меня взрывоопасной информацией и которого я совершенно не помнил.Маслов погиб две недели назад в результате банальнейшей уголовщины: ехал ночьюна дачу по пустынному шоссе, увидел на дороге, прямо перед собой лежащегонеподвижно человека, асфальт вокруг головы весь в крови. Остановился, какпоступили бы девять водителей из десяти, вышел из машины, подошел к телу. Атело в этот момент ожило и дальше действовало вместе с выскочившими из придорожныхкустов подельниками. Генерала, который ехал на дачу в штатском, убили, машинуугнали. Вот такая вот история...

- Думаешь - совпадение, случайность? - осторожноспросил я Мусю. Смотри, что получается: сначала в меня въехал этот козел наджипе, но я выжил. Потом в меня стреляют, но неудачно. Потом убивают Маслова,который дает мне информацию о злоупотреблениях милицейского генералитета. Аменя пытаются отравить.

- Мне кажется, нужно заявить в милицию, - твердоответила Муся. Пусть они разбираются, а ты в целях безопасности пока здесьотсидишься. Это будет разумно и правильно.

- Разумно? - я расхохотался, несмотря на всюнапряженность ситуации. - Правильно? Мусенька, золотце мое, да ты просто невидела те материалы, которые есть в моем компьютере! Ты даже не представляешьсебе, что такое наша милиция! И как это я пойду к ним с просьбой разобраться? Скем разобраться? С их же генералами, засевшими в министерстве? С ихначальниками? Им собственная задница дороже.

- Тогда в ФСБ, - не сдавалась Муся. - Пойми, Андрей,нельзя сидеть сложа руки и ждать, когда снова что-нибудь произойдет. В ФСБсидят крепкие профессионалы, они знают, что нужно делать в таких ситуациях.

- Все они одна шайка-лейка, друг друга прикрывают. Нет,Муся, я должен сам все вспомнить, чтобы понять, кому я мешаю со своей книгой.Или без книги, мешаю по каким-то другим причинам. Может быть, Маслов мнеговорил что-то, называл конкретные имена, тогда я по крайней мере буду точнознать, кого нужно опасаться, и выстрою свое поведение таким образом, чтобы этотчеловек или эти люди не видели во мне опасности. Чайником прикинусь. С врагомлучше помириться, чем пытаться его уничтожить. Попытка ведь может ипровалиться, а мир - это хоть какая-то гарантия.

- Как знаешь, - в Мусиных глазах читалось нескрываемоенеодобрение. - Стало быть, тебе нужен психиатр?

- Самый лучший, - подтвердил я. - Сколько бы ни стоилиего услуги. И такой, который не будет в целях саморекламы трепать на каждомуглу, что у него лечится сам Корин. Я могу на тебя надеяться?

- Корин, - Муся тепло улыбнулась, - на кого ж тебе ещенадеяться, если не на меня? Ты целиком состоишь только из головы и сердца, атвои руки, ноги и речевой аппарат - это я.

И через очень короткое время в моей жизни появился Бегемот.Я не страдаю излишним оптимизмом и верой в людей, поэтому отдавал себе отчет,что психиатр-психоаналитик, представившийся Михаилом Викторовичем, вполневероятно, не самый лучший специалист из имеющихся в Москве. И не надо мнерассказывать про несгибаемых блюстителей врачебной этики. У меня самогородители-врачи, матушка - хирург, а отец был известным на всю столицугинекологом, и все их окружение сплошь состояло из людей, связанных смедициной. С самого детства я прочно усвоил, что очень хорошие диагностычастенько не в ладах с этикой, запрещающей им упоминать о том, кто и от чего уних лечится, и наоборот, врачи, свято соблюдающие этические принципы, далеко невсегда блестящи как профессионалы. Конечно же, я хотел, чтобы специалист,которого найдет Муся, отвечал обоим требованиям, то есть одинаково хорошо умели лечить, и молчать, но, как человек разумный, я понимал, что вряд ли этовозможно. Каким-то одним из перечисленных качеств придется пожертвовать, и ярешил пожертвовать, так сказать, медицинским критерием. Пусть уж лучше он будетне самым выдающимся психоаналитиком, но сможет гарантировать мне сохранениеврачебной тайны, нежели наоборот. Может быть, мой случай не такой уж тяжелый исложный, и с моей капризной памятью сможет справиться даже середнячок. Именнотак я и заявил Мусе.