Книга-всезнайка не солгала, утверждая, что из двух выросшихрядом деревьев хобот Змея одно мог превратить в щепы и труху, а на другом непомять ни листочка. Вот и ныне чудовище пронеслось узкой, зримо очерченнойполосой, оставив по себе мокрую и растерзанную землю, а совсем рядом –нетронутую и сухую.

На таком-то тихом пригорке, с которого можно было весь деньбезопасно любоваться происходившим в небесах поединком, и горел замеченныйЭорией костерок. И внутреннее чувство уже подсказывало Коренге, что сидевшиетам люди отнюдь не были, в отличие от его маленькой дружины, измотаны и грязны.

Так оно и оказалось.

Человек у огня явно был отважным и опытным путешественником,привыкшим измерять ногами дорожные вёрсты. Он был тепло и удобно одет, ависевший на дереве (здесь, на краю пустошей, где ослабевало дыхание моря, рослиуже настоящие деревья) заплечный мешок отличался от вьюка Эории, как лодочкаКоренги от сплавляемого по Светыни плота. Под таким мешком не устаёт и непотеет спина и любой груз оказывается не в тягость…

Его владелец был не молодой уже, но определённо и не старыйнарлак с одинаково кудрявыми и седоватыми волосами и бородой. Мужчина держал вруках толстую, румяную птичью тушку, как видно только что зажаренную на углях.Он отламывал от неё куски и неторопливо, с удовольствием ел. В тихом холодномвоздухе был виден пар, поднимавшийся от сочного мяса. В другое время голодныйКоренга сразу изошёл бы слюной, но теперь к горлу заново подступила желчь, откоторой он только-только успел как следует отплеваться. Вот человек у костраобглодал косточку и бросил её почему-то не в пламя, а в кусты неподалёку. Вкустах произошло короткое движение, как если бы там затаилось животное,какая-нибудь испуганная шавка, слишком робкая, чтобы выйти к огню.

Мужчина со спокойным любопытством поглядывал в ту сторону,откуда до его слуха доносились голоса и поскрипывание колёс, но с места недвигался.

– Мир по дороге, добрый человек, – сказала Эория,первой вступая в круг света, отбрасываемого пламенем.

– И ты здравствуй, красавица, – с некоторымзапозданием отозвался нарлак. – И вы, добрые люди. Да обогреет васСвященный Огонь!

Ещё бы ему было не поперхнуться. Путешественникам, увернувшимсяот хищного Змея и вышедшим к его костерку, не грех было оказаться мокрыми,полубезумными, самим на себя непохожими. В общем, он ждал сколь угодно страннойватаги, но… наверное, всё же не такой! Могучая, невозмутимо спокойная сегванкас повадками воительницы, выглядевшая достойной противницей любому мужчине.Девка-коза, у которой, между прочим, висел на пояске длинный нож в ножнах. Икалека в колёсной то ли лодке, то ли тележке, на которой ещё и распласталсяедва живой беспомощный старец. Уже не говоря про огромного волкодава в замшевойпопонке с кармашками… Есть от чего прийти в краткое замешательство!

Но уже в следующее мгновение человек вскочил на ноги, бросилнедоеденное жаркое в кожаную плошку, удобную в дальнем пешем походе, ираспорядился, указывая на постеленный возле огня меховой плащ:

– Деда сюда.

Повторять не понадобилось. Старца быстренько уложили,освободили от промокшей одежды и отдали во власть живительного тепла. Нарлакже, как будто поколебавшись, запустил руку в свой дорожный мешок и выудилоттуда бутыль тёмного дерева, покрытую замысловатой резьбой.

– Эх, – сказал он, словно собираясь бесшабашнопромотать родовое наследство, и черенком ножа сбил с горлышка воск. Крепкимизубами вытащил пробку и поднёс бутылочку ко рту старика: – Глотни, дед.

Что такого чудодейственного содержалось в бутылке, Коренгане особенно понял, но старик, вяло глотнув, сразу открыл глаза, с каким-тоумилением посмотрел на незнакомца и невнятно произнёс два слова, одно изкоторых Коренга не разобрал, а второе было «бальзам». В самом деле, обычноевино такого живительного действия оказать не могло. Коренга подумал даже о том,что и сам не погнушался бы отведать замечательного напитка, только никто что-тоне потчевал… – когда его отвлёк внезапно раздавшийся рык.

Он оглянулся. В первое мгновение ему показалось, будто надплошкой с жареной птицей стояли два пса: благородный Торой и припавшая к земледворняга с поджатым хвостом. Сморгнув, молодой венн понял, кого счёл было заподзаборную шавку.

Позади костра на четвереньках стоял беглый галирадскийкрадун.

– Не нравишься ты мне, венн, – сказала Эория утромследующего дня, когда они снова двинулись в путь. Только теперь во главемаленькой ватаги шёл нарлак, велевший называть себя Шатуном, а сзади плёлсяворишка, навьюченный его дорожным мешком. «Будешь тащить, пока не отработаешьгуся, которого намеревался украсть, – предупредил Шатун улыбаясь, толькоглаза в улыбке не участвовали. – Да смотри не вздумай удрать. Пёс отыщеттебя, а уж я позабочусь, чтобы хозяин не отозвал его сразу, как вчера…»

Коренга поднял русую голову.

– Прости, госпожа, – сказал он смиренно. – Тыправа: я, наверно, в дороге скверный товарищ.

Эория досадливо отмахнулась.

– Да я не о том, венн! Ты вчера до того вымотался, чтодаже не захотел ничего есть. Это скверно, когда после трудов брюхо не принимаеткуска, ибо означает, что труды оказались не по плечу. А сегодня, вместо тогочтобы предоставить себя везти нам и собаке, ты снова сам катишь свою тележку.Ты, верно, не знаешь, чем это может закончиться!

Отчего же, Коренга знал. Два его троюродных брата как-тоотправились на дальнее болото за клюквой. Тот год удался ягодным, братья скородо отказа наполнили объёмистые берестяные кузова… и тут-то два молодых дурака,оставшиеся без разумного присмотра, затеяли мальчишеское соперничество. Одинпохвалился, что-де пройдёт весь путь обратно без отдыха и ночёвки, второй неповерил и не уступил… Дойти-то они дошли, оба, и тяжеленные кузова донесли, ноу одного и другого уже текла носом кровь. Парни отлежались, конечно, но тот,что на полшага обогнал брата, недолго хвастался молодечеством. Скоро людизаметили, что он ведёрка от колодца не может донести, не задохнувшись доругой.А новой весны и вовсе не встретил. Взялся однажды колоть дрова, вдруг прижалруку к груди – да тут замертво и осел.

Коренга вновь склонился над рычагами.

– Я ещё далёк от предела усталости, госпожа.

– Зато близок к пределу глупости, – хмыкнулавоительница. – Тебя чего ради всем родом в путь собирали?

Коренга ответил:

– Чтобы я здесь, в Нарлаке, отыскал великого лекаря,Зелхата Мельсинского.

Тележка ощутимо вздрогнула. Наверное, наехала колесом накамешек.

– Ну вот, – сказала Эория. – А ты вместоэтого из гордости в могилу хочешь зарыться. Чтобы твой пёс сдох на ней оттоски, а я дура дурой к отцу вернулась, дела не совершив?