Когда улеглись, Чачар долго умащивалась между двумямужчинами, зябла, ее нужно было согревать с двух сторон, то нос холодный, тововсе ледяные ладошки, то мерзла спина. Томас смущенно покашливал, а Олегсказал утешающе, чувствуя, что мысли молодого рыцаря все еще далеко от этогокостра и молодой женщины, что извертелась между ними:

— Не всегда цивилизация лишь зло. Ваш Бог, как я понялпо вашим истинам, вроде бы и культурен насколько может, и в меру цивилизован.Значит, можно...

Ранним утром едва рассвет окрасил облака алым, Олегбезжалостно поднял Томаса и Чачар. Чачар ночью ухитрилась, извиваясь как уж,заползти рыцарю в железные объятия, но Томас в походах спал, не снимаядоспехов, и Чачар выгреблась утром в синяках и царапинах. Бедный Томас,потерявший чашу, даже не заметил, что ему старались хоть чем-то возместитьпотерю, что у него была ночь любви.

Продрогшие кони рвались перейти в рысь, даже в галоп. Олегудерживал, всматривался в следы. Не проехали и версты, когда обнаружилиопаленное пятно, зола еще хранила тепло. Томас досадливо крякнул, ударил себякулаком по лбу.

Олег проверил лук, повел плечами, поправляя за спиной колчансо стрелами. Томас косился синим глазом, начинал суетливо подергивать меч вножнах, хлопать железной ладонью по боевому топору. Чачар часто выезжалавперед, теперь на нее орали и шикали два голоса, велели не высовываться,смирненько ехать сзади. Чачар обиделась окончательно, отстала, поехала необращая на мужчин внимания вовсе. Чтобы показать лишний раз свою гибкую фигуру,на скаку свешивалась с седла, хватала головки цветов. Томас и Олег ехалинастороженные, шарили взглядами по сторонам. Над дальними кустами с крикомкружили сороки, мужчины обменялись взглядами, поправили рукояти мечей.

Наперерез в сотне шагов выехало четверо вооруженных мужчин —на боевых конях, хмурые, собранные. Все выглядели очень опасными. Ониперегородили дорогу, и так стояли в угрюмом ожидании. Двое одеты по-европейски,в тяжелых латах, шлемах с ниспадающими на плечи кольчужными сетками, чтонадежно защищали шею от сабельных ударов до тех пор, пока не явились франки сих тяжелыми, как молоты, мечами и массивными, как наковальни, топорами.

Двое были явно сарацины — сухие, смуглые, на горячихарабских скакунах, те зло грызли удила, нервно перебирали точеными ногами,стремясь распластаться в бешенной скачке, для которой родились и росли.Сарацины блистали легкими булатными доспехами, редкими даже для знатных арабов,на обнаженных саблях вспыхивали синеватые искорки — знак лучшей дамасскойстали. Их лица были надменными, неподвижными, но в посадке, развороте плечпросматривалась готовность к стремительной схватке, столь молниеносной, чтотяжелые европейские рыцари не успеют даже пришпорить могучих коней, а бой ужезакончен.

— Олег, — сказа Томас негромко, едва ли не впервыеназывал калику по имени, — мне кажется, день начинается неплохо.

— Я не люблю, когда загораживают дорогу, — ответилОлег грустно.

— Хлипкий заборчик! — возразил Томас. — Всегочетыре доски!

— Но не гнилые...

Он покосился на Чачар. Женщина замерла, ее ладошки прижатыко рту. Глаза широко распахнулись в страхе и недоумении: только что срывалацветы, уже придумала под каким предлогом поднести букет столь застенчивомурыцарю, а тут на фоне синего безоблачного неба выросли четыре грозовые тучи сблистающими молниями сабель! Что случится с нею, если ее защитники будут убиты,а враги уцелеют?

— Я беру на себя франков, — заявил Томасвысокомерно. Тон его исключал любые возражения. Он с металлическим лязгомопустил забрало, скрыв лицо, ставшее злым и надменным. — А ты отвлекисарацинов. Займи их чем-нибудь.

— Всегда выбираешь лучшее, — обвинил Олег.

— В другой раз будешь выбирать ты, — пообещалТомас.

Вся четверка медленно пустила коней навстречу. Сарациныдержались в седлах неподвижно, обнаженные сабли уже блестели в их руках, а обалатника переглядывались, зло усмехались. Один вдруг заорал громко:

— Постарайся умереть сразу, англ! А ты, странник,можешь убираться к своим языческим дьяволам. Конечно, надо бы содрать с васшкуры... С живых, конечно. Ладно, все потехи возместим на девке. Уже дрожит отнетерпения, не дождется, ха-ха! Чует настоящих мужчин! Клянусь она получит всеи чуть больше, прежде чем отдаст душу.

Они остановили коней в шагах десяти напротив друг друга.Арабские скакуны грызли железо удил, храпели, а тяжелые битюги франков, если быне обмахивались лениво хвостами, можно было бы принять за каменные статуи.Томас, видя, что натиска не ожидается, одним быстрым движением отшвырнул копьеи выдернул из ножен меч. Все четверо противников покачивали в руках кривыесабли, которые Олег по старой привычке все еще звал хазарскими мечами.

Олег в растерянности похлопал себя по карманам, пошарил запазухой справа, поискал слева, внезапно его лицо озарилось радостной улыбкой,словно изловил зловредную вошь. Четверо противников издевательски хохотали,сарацины — сдержанно, с чувством полного превосходства, латники раскачивались вседлах. Томас хмурился, стало неловко за калику, даже отодвинулся чуть, словноничего не имеет общего с ним, но противники захохотали лишь громче, злее.

Олег что-то тащил из-за пазухи, внезапно его рукамолниеносно дернулась, в ней блеснуло, он очень быстро взмахнул еще, и тут жеповернулся к злому рыцарю, сказал недоуменно:

— Что-то у меня противники уже кончились. Дай одного изтвоих.

Сарацины раскачивались в седлах. Один, у которого рукоятьножа торчала между зубов, повалился на гриву скакуна, а другой вскинул руки,ухватился за рукоять чужого ножа, что погрузился в горло на палец выше краякольчуги. Кровь брызнула двумя тугими струйками, в пробитом горле зашипелвоздух. Сарацин раскачивался сильнее, упал, сапог запутался в стремени,испуганный конь шарахнулся, в страхе помчался волоча труп. Сердобольная Чачарпоскакала вдогонку, жалея обезумевшего от страха коня.

Все произошло в считанные мгновения. Двое латников смотрелиневерящими глазами, смех не успел замереть на губах, а их уже осталось двоепротив двоих: сильных, умелых, опытных — из которых даже простоватый с видупаломник оказался простоватым лишь с виду.

Томас тоже хлопал глазами, рот его был раскрыт:

— Быстро... Вот так ты и кабана съел раньше, чем селиза обед!

— Кто смел, тот двух съел. Я беру левого?

— Только с отдачей! — предупредил Томас оскорбленно.

Оба латника переглянулись, уже не так уверенно тронуликоней. Один сближался с Томасом, другой, с саблей в правой руке, круглым щитомв левой, медленно поехал на Олега. Легкий щит был постоянно в движении, теперьшвыряльный нож отскочил бы, как брошенный камень, но швыряльных ножей у Олегауже не осталось. Он вытащил из ножен огромный меч, проговорил медленно:

— Можете уйти целыми.