Латники не успели шелохнуться, как Томас заорал зло:

— Без драки?.. Я останусь опозоренным? Крестоносец?

Не давая латникам опомниться, он погнал тяжелого коня напротивника. Его огромный меч хищно заблистал над головой, яркое солнце игралона железных доспехах, разбрасывало слепящие искры. Он с грохотом сшибся справым, тут же крутнулся в седле к левому, которого оставил Олегу, тот едвауспел закрыться щитом, но от страшного удара щит разлетелся вдрызг, а руканаемника, судя по исказившемуся лицу, онемела. Томас подставил свой огромный,как дверь, стальной щит под удар сабли правого, живо развернулся к левому изаорал в ярости: из левого уха латника уже торчало кокетливое белое перолебедя. Окровавленное острие высунулось из правого уха на три ладони.

— Ты одолжил! — напомнил Олег быстро.

— А потом передумал! — рявкнул Томас. Он увиделновую стрелу в руках Олега, завизжал сорванным голосом. — Не смей!.. Несмей, говорю!

Он сшибся с оставшимся латником, оба были тяжелые, кони подними — богатырские, могучие. Томас и латник сражались в одинаковой манере:останавливались перевести дыхание, люто пожирали друг друга глазами, шаталисьот собственных богатырских ударов, на версту вокруг шел грохот, треск, словнопод ударами грома раскалывались огромные скалы. У латника была острая сабля, онорудовал намного быстрее, чем Томас рыцарским мечом, но Томас не зря таскал двапуда железа: сабля лишь высекала искры, щербилась, а Томас с проклятиями рубилстрашным мечом, чаще всего поражая пустое место.

Приблизилась и остановилась в сторонке Чачар, держа в поводухрапящего арабского скакуна, второй конь отбежал неподалеку, нервно прядал ушами,слыша страшные удары железа по железу, но не убегал. Олег спрыгнул на землю,вытащил и вытер свои швыряльные ножи.

Чачар побелела, ерзала в седле, умоляла взглядом помочьотважному Томасу, который отчаянно сражается с гадким и лохматым преступником.

— Нельзя, — ответил Олег в ответ на мольбу в ееглазах. — Здесь великая разница в... мировоззрении. Для крестоносца важнеесам поединок, чем результат! Потому обставляет ритуалами, танцами, поклонами,бросанием перчатки, позами. А для сарацина... или осарациненного важна лишьпобеда. Любой ценой! Он готов в грязи вываляться, сподличать, в спину или нижепояса ударить... Если цивилизация победит, то это станет обычным делом. Никтоне удивится и не станет вмешиваться, если на их глазах будут бить лежачего. Томассам не подозревает, что сражается за культуру — ведь лучше погибнет, чемдопустит нечестный прием! Потому мне нельзя, оскорбится навеки.

Чачар напряженно следила за ужасной схваткой, вздрагивала исъеживалась при страшных ударах, грохоте:

— А ты?.. Сарацин или европеец?

— Русич, — ответил Олег. — А это значит, чтово мне живет европеец, сарацин, викинг, скиф, киммер, арий, невр и много другихнародов, о которых даже волхвы не помнят. Широк русич, широк!..

Раздался страшный грохот раздираемого железа. Латник качалсяв седле, в одной руке зажал обломок сабли, в другой судорожно сжимал ремень отщита. Томас ударил крест-накрест, рассеченное тело осело, заливая седло кровью:голова и рука с частью плеча упали на одну сторону, куски туловища — по другую.Конь всхрапнул, нервно переступил с ноги на ногу, но остался на месте.

Томас обернулся к Олегу и Чачар, поднял забрало блестящей открови рукой, в которой еще был красный меч. Глаза его подозрительно обшаривалилица друзей, выискивая насмешку или иронию. Чачар вскрикнула негодующе:

— Зачем так рисковал? Он мог тебя убить!

— Война! — ответил Томас гордо.

— Но паломник избавился от троих без всякого риска!

Томас с неприязнью окинул Олега взглядом с головы до ног:

— В нем нет рыцарского задора. Нет упоения схваткой!

— Чего нет, того нет, — согласился Олег.

Вместе с Чачар они собрали оружие, очистили, погрузили наконей, которых стало на четыре больше. Томас спешился, собрался рыть могилы.Олег удержал:

— А ты знаешь, кого закопать, кого сжечь, кого оставитьтак? В этом сумасшедшем краю перемешались все веры и религии.

Томас в затруднении чесал мокрый лоб. Чачар подвела коня,предложила ласково:

— Садись. Их найдут раньше, чем растащат стервятники.

— Кто найдет?

— Родственники, — ответил за Чачар калика стяжелым сарказмом в голосе.

Честный Томас хотел было спросить удивленно, какие унаемников могут быть родственники в этих краях, но увидел лица калики и Чачар,молча обругал себя и вернулся к коню.

Калика хмурился все чаще, рассматривая следы конских копыт.Пальцы его время от времени трогали деревянные бусы на длинном шнурке. Степьперешла в холмистую равнину, а открытое пространство с низкой травой сменилосьгустыми тенистыми рощами, зарослями колючего кустарника, глубокими оврагами.Дважды пересекали вброд широкие ручьи, распугивали живность: стадо кабанов,зайцев, видели оленя.

Олег часто поворачивал, делал петли, слезал и щупал землю.Томас не выдержал, спросил раздраженно:

— Случилось что? Горвель уходит! Сейчас бы в самый раздогнать, пока думает, что нас остановил его заслон.

Олег отряхнул ладони, озабоченно покачал головой:

— Мы не единственные охотники!

— Как это?

— Кто-то тайком идет еще.

— За Горвелем? Тогда они знают, что он спер фамильныедрагоценности!

— За Горвелем или... за нами.

Томас ахнул, его глаза расширились:

— Но кто?

— Будь мы на Руси, я бы сказал. А здесь слишкоммноголюдно. Искателей приключений набежало со всех стран света.

Молча проехали еще с версту. Олег насторожился, как заметилТомас, в его руках появился лук, а колчан со стрелами он перевесил с седельногокрюка себе за спину, чтобы оперенные концы высовывались над плечом. Томас,глядя на сумрачного калику, обнажил огромный меч, положил поперек седла и такпоехал, готовый к любым неожиданностям. Чачар пугливо держалась за их спинами,женским чутьем ощущала нависшую опасность, ее маленькая ладошка храбро лежалана рукояти большого кинжала.

Олег остановил коня, сказал мертвым голосом:

— Они ждали в засаде. Нас.

Томас повертел головой, не поняв о чем идет речь. Чачарвдруг пустила коня вперед, но вскоре завизжала, резко свернула в сторону. Томасухватил меч в правую руку, левой дернул поводья и с боевым воплем помчался,топча кусты и траву.

В двух десятках шагов впереди увидел большое черное пятнонедавнего костра. Трава вокруг пожелтела, ее вытоптали безжалостно. По тусторону костра в несвежих лужах крови лежали три изуродованных тела. Руки иноги были туго прикручены к вбитым в землю кольям. Вместо глаз зиялиокровавленные ямы, в них сердито жужжали мухи, дрались, совокуплялись, спешнооткладывали яйца. Лишь у одного глаза уцелели, но казались неестественнокрупными: Томас отшатнулся в ужасе — веки умело срезаны, тонкие струйки кровиуже засохли на нетронутых щеках.