— Не переждешь, — сказал Олег негромко. — Всюночь будут идти на штурм своего Иерусалима.

Томас заставил коня попятиться, прыгнули, слившись в одноцелое. Копыто ударило совсем рядом с черной колонной, но маленькие рыцари стройне нарушили.

Они ехали шагом, сберегая силы коней. В нехорошем лунномсвете окрестности казались еще более дикими. Развалины древних стен, остаткихрамов, полузасыпанные каналы, густые оливковые рощи, где могут гнездитьсяразбойники. Богатая страна, но военные гарнизоны стоят лишь в замках и городахс крепкими стенами, а по дорогам хозяйничают мародеры, разбойники, их расплодилосьвидимо-невидимо после кровавой и непонятной войны, когда с холодного Западапришли закованные в несокрушимую сталь конные рыцари, смели легкие войскаарабов, начали спешно строить крепкостенные замки, насаждать огнем и мечом верув Христа... Эти франки не брали рабов, не хапали военную добычу — по крайнеймере не так беззастенчиво, как все предыдущие завоеватели, — клялись, чтопришли лишь затем, чтобы освободить Гроб Господень... Но война кончилась,победоносное рыцарское войско распалось. Одни вернулись в свои северные страны,другие из простых воинов превратились в мародеров, удачливых разбойников —благо, край богатый! — и теперь вся древняя страна стала бурлящим котлом,где можно было найти все: благороднейших рыцарей, ученых монахов, высокородныхсарацинов, наемных убийц, астрологов, полудиких царьков, а по цветущим долинамчасто прокатывались волны ранее невиданных кочевников, чьи ритуалы былинастолько жестокими и отвратительными, что, видя их, бледнели даже самыезакаленные воины из северных стран. Там, где в городах и замках правили франки,а в многочисленных селах оставались хозяевами сарацины, победители спешнонаращивали стены, укрепляли ворота, расширяли подвалы и склады для зерна наслучай осады.

Кони шагали споро, подгоняемые ночным холодом, морозцем, нов рысь не срывались. Томас вслед за Олегом вслушивался в звуки, старалсяпочуять опасность. Перекликались волки и шакалы, бесшумно пролетел филин — лишьна миг перечеркнул темной тенью звездное небо. Часто мелькали кажаны, так женеслышно взмахивали растопыренными кожистыми крыльями, страшно горели краснымиугольками выпуклые глаза, а острые зубы белели как сахар.

Все трое медленно спускались с пологого холма в ровнуюдолину, почти не затронутую оврагами. Томас первым уловил блеснувшую впередиискорку, насторожился. Ехали еще долго, напряженно всматриваясь,останавливались, прислушивались, наконец искорка превратилась в красноватоепятнышко — трепещущее, меняющее форму.

Они пустили коней напрямую. Костер иногда исчезал задеревьями, наконец кони вышли к невысокой обрывистой стене камня, под защитойкоторой горел большой костер. Вокруг огня сидели шестеро угрюмого вида мужчин —оборванные, грязные, со злыми раздраженными лицами. Двое прислонились спинами ккамню, затачивали шершавыми камнями острия хазарских мечей... Двое лежали,накрывшись пестрыми одеялами, остальные ковырялись прутиками в углях, тихопереговаривались.

Услышав стук копыт, один крикнул лениво:

— Тагран, ты?

Не отвечая, Томас с каликой выехали в круг света, Чачар — заними, и все шестеро разбойников мигом оказались на ногах. Один замешкался, егопнули, и Томас нашел себя окруженным направленными на него блестящими остриямикопий. Олег неторопливо спешился, Томас последовал его примеру, они расседлаликоней, стреножили, подвязали мешки с овсом. Шестеро разбойников стояли вокруг,переглядывались. Один отступил в темноту, исчез — явно проверял, нет линацеленных в них арбалетных стрел, не окружены ли крепкими парнями с тугимилуками.

Наконец один из разбойников, чернобородый, резкий вдвижениях, потребовал:

— Кто такие? Почему здесь?

Томас помог сойти с коня испуганной Чачар, а Олег между темсел возле огня, поерзал, устраиваясь поудобнее, сказал насмешливо:

— Не знаете? А кто оставил троих дурней в засаде?

Разбойники переглянулись, а один из них, чернобородый,спросил резко:

— Вы убили их?

Томас усадил Чачар возле калики, она тут же прижалась к немудрожащим плечом, затихла как загнанная в угол мышь. Томас сказал надменно:

— Конечно мы бы их убили!

Разбойники топтались вокруг пришельцев, острые наконечникикопий почти касались шеи калики, еще три упирались в грудь Томаса. Олегоглянулся, сказал раздраженно:

— Вы можете тоже сесть.

Разбойники переглянулись, чернобородый ответил резким злымголосом:

— Постоим, а вы сейчас ответите быстро и прямо. Чтослучилось с нашими тремя друзьями, которые... отстали?

Томас и Олег переглянулись. Нацеленные в них копья держаликрепкие руки, но теперь наконечники начали подрагивать.

— Они уже не сядут на коней, — сказал Томассурово. Подумал, добавил. — Никогда.

— И пешком не пойдут, — добавил Олег неохотно.

Чачар пискнула сорвавшимся от отчаянной смелости голоском:

— Даже на четвереньках не поползут! И на брюхе.

Чернобородый коротко передернул плечом, сказал зло, но сдрожью в голосе:

— Вы не могли их заметить! Они умелые охотники. Оленейухватят за рога раньше, чем те почуют. Они ждали в надежной засаде, вы простоне могли их почуять!

— Они не дождались, — ответил Томас гордо.

Олег, следуя привычке мягкой натуры отшельника-проповедникавсе объяснять и растолковывать, сказал кротко:

— Разве на шакалов не нападают волки? Ваших друзейраньше нас отыскали хазэры. Это дикое племя, если вы знаете их, одичавшиехазары. Лет сто назад князь Святослав стер с лица земли огромный Хазарскийкаганат, а немногие уцелевшие хазары растворились среди печенегов и половцев.Но самая лютая шайка все еще бродит, сдирает кожу со всех, кто попадает в руки,распарывает животы, чтобы человек еще долго ползал, таская выпавшиекишки, — живот хазэры набивают камнями...

Ровная линия копий вокруг них сломалась. Томас слышал надсобой шумное сопение, но не поворачивал головы, с удовольствием держал озябшиеладони над огнем, довольно щурился от сухого жара. Наконец над его ухомпрозвучал сдавленный голос, а по сразу участившемуся дыханию других разбойниковТомас понял, что спрашивающий вслух выразил то, что у каждого трепетало в душе:

— Они... нападут на наш след?

Томас видел, как усмехнулся калика глупому вопросу, потомусам усмехнулся еще шире: разбойникам пристойно выказывать лишь презрение.

Копья начали исчезать из поля зрения. Калика подбросил вогонь сучьев, не обращая внимания на спорящих прямо над его головой. Разбойникизло шипели друг на друга, едва не плевались, но теперь в их голосах было большеужаса, чем привычной злости.

Кто-то вскрикнул: