Домработница сделала пару шагов назад,уперлась спиной в подоконник и растерянно спросила:

— Как… повесился?

— На люстре, — синея на глазах, уточнила Ася.— В кабинете.

— Зачем ты туда пошла? — плохо понимая покасуть дела, продолжала Мара задавать вопросы. — Великолепно знаешь: если хозяиндома, то к нему соваться нельзя. А уж к письменному столу без его разрешения ивовсе запрещено подходить…

— Он мне позвонил, — пояснила Ася.

— Кто?

— Михаил Петрович.

— Хозяин, по твоим словам, повесился, —напомнила Мара.

Нянька растерянно закивала:

— Да. Только минут десять тому назад он мне намобильный звякнул и сказал: «Зайди, а то Мара не слышит».

Ася не удивилась — в просторном загородномдоме докричаться друг до друга крайне сложно. Антоновы попытались справиться спроблемой, установив в особняке селекторную связь. Но чтобы ткнуть пальцем вклавишу, следует пересечь всю комнату, что не всегда удобно, поэтому членысемьи чаще всего звонили прислуге на мобильный.

Ася поспешила на зов. Она дошла до дверикабинета, вежливо постучалась раз, другой, третий… Потом, решив, что можетвойти без дополнительного разрешения хозяина, раз он позвал ее по телефону,вступила в просторное помещение и похолодела.

С помпезной бронзовой люстры свисало телоМихаила Петровича, облаченное в домашний костюм: темно-синие брюки и стегануюкоричневую куртку из атласа. Хозяин казался невероятно длинным, его ноги,обутые в зашнурованные ботинки, тихо покачивались, чуть поодаль валялась набоку табуретка, а на ковре почти у самой двери белел исписанный лист.

Ася, находясь в состоянии шока, невесть почемуподняла бумагу.

«Дорогие Анна, Лана и Костя. Решение уйти изжизни я принял самостоятельно…»

Дальше читать строки, написанные ровнымаккуратным почерком Михаила Петровича, нянька не смогла. Она сунулапредсмертную записку в карман платья и опрометью бросилась к Маре.

— Скорей, — тряслась Ася, растолковываядомработнице ситуацию, — беги туда!

— Н-нет, — испуганно ответила Мара, — боюсь.

— Надо что-то делать! — обморочным голосомпроизнесла Ася.

— Что? — еле выдавила из себя Марина.

— Милицию вызвать!

— Лучше позвонить Константину, — осенило Мару.— Пусть парень разбирается, он сын, а мы всего лишь прислуга.

— Верно, — пролепетала Ася.

Спустя полчаса взъерошенный Костя вместе сженой Кирой ворвались в дом.

— Вы больше в кабинет не ходили? — истерическивзвизгнул парень.

— Нет, — быстро ответила Ася и перекрестилась.

— Я туда вообще не заглядывала, — быстросообщила Мара.

Константин невесть зачем поправил галстук ивелел:

— Кира, оставайся тут.

— Я с тобой! — воскликнула жена.

— Сказано, сиди с Марой!

— Хорошо, — послушно закивала Кира.

Константин решительным шагом двинулся покоридору, а женщины, забыв о социальных различиях, сбились плотной группкой исхватились за руки. Никогда еще Маре не было так страшно, ей казалось, чтокровь остановилась в жилах.

Внезапно из спальни хозяина послышался шум,стук и резкий голос Кости:

— Ася, сюда, немедленно, живо! Ах ты дрянь!

— Не пойду, — замотала головой нянька, — хотьрежьте!

— Мы, — решительно заявила Кира, — отправимсявместе.

Марине совершенно не хотелось глядеть напокойника, но жена Константина, ухватив Асю одной рукой за плечо, стала толкатьняньку вперед, второй невестка Антоновых крепко вцепилась в Мару. Делатьнечего, пришлось прислуге идти вместе с ней. На всякий случай на пороге спальниАнтонова Мара зажмурилась, решив ни за что не открывать глаз. Потом вдругподумала: «Но ведь Аська кричала, что он в кабинете удавился…» — и в ту жесекунду услышала невероятно пронзительный визг Аси:

— Он жив!

Мара машинально распахнула веки и увидела…Михаила Петровича, сидящего на кровати в домашней стеганой куртке.

— Папа, — ринулась к нему Кира, — ты не умер!

Антонов с огромным изумлением глянул на сына,затем на невестку.

— Как видишь, живехонек, здоровехонек, ничемне болею.

Ася рухнула в кресло, ее рот беззвучнооткрывался и закрывался. Кира топнула ногой.

— Немедленно объяснись! — велела она няньке.

— Он повесился! — запричитала визгливымголосом Ася.

— Я? — изумленно спросил Михаил Петрович.

— Ага, — заплакала нянька. — Я очень хорошовидела: веревка была к люстре привязана, табуретка на боку валялась!

Антонов вскочил и пошел к двери, остальныепоплелись за ним. Войдя в кабинет, Михаил Петрович задрал голову.

— На люстре ничего нет, — констатировал он, —а табурет стоит у книжного шкафа.

— Вы повесились, — настаивала Ася.

Михаил Петрович хмыкнул:

— В связи с полнейшим идиотизмом ситуации неспособен ее прокомментировать. Ася считает меня мертвецом, но, надеюсь,остальные понимают, что я жив.

— Ах ты сука! — бледнея на глазах, произнесКостя и сделал шаг к няньке. — Сейчас я тебя…

— Тише, дорогой! — схватила супруга за свитерКира. — Ася, наверное, заболела. Иначе почему она столь по-дурацки пошутила?

Костя замер, потом, снова выругавшись, ушел.Михаил Петрович водрузил очки на нос, затем, повернувшись к невестке, неожиданноспросил:

— Если Костик думал увидеть труп отца, топочему не обрадовался, обнаружив меня живым? Отчего не бросился к родителю нашею, а убежал, изрыгая площадную брань?

Кира заморгала, потом с трудом нашла нужныеслова:

— Папа, мы в шоке. Прислуга очень убедительно…

— Я молчала! — забыв о вежливости, воскликнулаМарина. — Это Ася! Прибежала, заорала: «Висит на веревке, ноги в ботинках…»

Профессор высунул из-под стола ногу.

— Я хожу дома лишь в тапочках. Ася напутала.

— «…а письмо на ковре валяется», — машинальнодоговорила Мара.

Нянька вскочила на ноги.

— Точно! Сейчас увидите! Я не лгу! И вообще,такое наврать может лишь псих! Записку подняла и в карман сунула! Вот, читайте!

Дрожащими пальцами Ася извлекла листок и протянулаего Кире.