— То есть поддержит в желании добиться своего? засмеялся я.

И мы рука об руку вошли в дом. Не знаю почему, но в тот деньв доме было сумрачно. Наверное, потому, что солнце только что ушло с террасы, ивсе сразу как-то померкло в предчувствии надвигающейся тьмы.

— Что случилось, Майк? — спросила Элли.

— Не знаю, — ответил я. — Мне вдруг сделалось холодно.

— Словно мороз по коже пробежал — есть такое выражение, да?— спросила Элли.

Греты в доме не было. Слуги сказали, что она пошла гулять.

Теперь, когда моя мать узнала про нашу женитьбу ипознакомилась с Элли, я сделал то, что уже некоторое время собирался сделать. Япослал ей чек на большую сумму. Велел перебраться в дом получше и докупитьнужную мебель. Я, конечно, не был уверен, что она примет чек. Эти деньги я незаработал и не мог даже прикинуться, будто они принадлежат мне. Как я и ожидал,она вернула разорванный пополам чек с запиской. «Мне эти деньги не нужны, —писала она. — Каким ты был, таким и останешься. Больше я в этом не сомневаюсь.Да поможет тебе Бог». Я швырнул записку Элли.

— Вот, полюбуйся, какая у меня мать, — сказал я. — Из-затого, что я женился на богатой и живу на деньги жены, эта старая язва готовасжить меня со свету.

— Не волнуйся, — ответила Элли. — Так рассуждает не онаодна. Ничего, со временем оттает. Она тебя очень любит, Майк, — добавила она.

— Тогда почему она все время требует от меня, чтобы яизменился? Чтобы стал таким же, как она? Я — это я. И никем другим не стану. Яуже не мальчик, чтобы она могла лепить из меня то, что ей заблагорассудится. Явзрослый человек. Какой есть, таким и буду!

— Будешь, будешь, — согласилась Элли. — И я тебя люблю.

И затем, наверное, чтобы меня отвлечь, она спросила нечто,еще больше меня обеспокоившее:

— Что ты думаешь о нашем новом дворецком? Я ничего о нем недумал. Да и что было о нем думать? Кстати, я считал, что он куда лучше нашегопрежнего дворецкого, который даже не старался скрыть, что презирает меня,считает меня выскочкой.

— Вполне порядочный человек, — ответил я. — А почему тыспрашиваешь?

— Мне только что пришло в голову, не из охранников ли он.

— Из охранников? О чем ты говоришь?

— Не нанял ли дядя Эндрю детектива, подумалось мне.

— Для чего?

— Вдруг кто-нибудь решит меня украсть. В Штатах у нас всегдабыли охранники, особенно в загородных резиденциях.

Еще один минус в жизни богачей, о котором я и представленияне имел?

— Только этого не хватало!

— Ну не знаю… Я-то к этому привыкла. А в чем дело? Не стоитна это обращать внимания.

— А его жена тоже охранница?

— Вполне возможно, хотя готовит она отлично. Дядя Эндрю, аможет, и Стэнфорд Ллойд — не знаю, кому из них пришла в голову эта мысль, —думаю, немало заплатили нашим прежним слугам, чтобы они ушли, а тем временемприготовили эту пару. Проделать все это большого труда не составило.

— И ничего тебе не сказали? — не мог поверить я.

— Они и не собирались мне говорить. Я ведь могла поднятьшум. Конечно, вполне возможно, что я ошибаюсь, — задумчиво произнесла она. —Хотя, когда вокруг тебя всю жизнь крутятся подобные люди, ты волей-неволейучишься их отличать.

— Бедная маленькая богачка, — зло сказал я. Элли ничуть необиделась.

— Весьма подходящее определение, — согласилась она.

— Каждый раз я обнаруживаю в тебе все новые и новыекачества, — признался я.

Удивительная вещь — сон. Ложишься спать с мыслями о цыганах,о шпионах и детективах, засланных в твой дом, об угрозе похищения и еще о сотневсяких неприятностей, а как только засыпаешь, все эти мысли исчезают,испаряются. Ты путешествуешь по каким-то неведомым странам, и, когдапросыпаешься, мир выглядит совсем иначе. Ни страхов, ни дурных предчувствий.Вот и я, проснувшись утром семнадцатого сентября, испытывал необыкновенныйдушевный подъем.

«Чудесный день! — убежденно сказал я себе. — Мне предстоитчудесный день». Я не кривил душой и был в этот момент похож на персонажейрекламных объявлений, призывающих посетить, поехать, доставить себеудовольствие, и прочее, и прочее. Я тоже собирался кое-что посетить. Мы смайором Филпотом договорились встретиться на распродаже, которая должна быласостояться в особняке, расположенном милях в пятнадцати от нас. Там имелисьвесьма неплохие вещи, и я уже отметил для себя в каталоге две-три позиции, и вомне даже проснулся азарт, видимо, свойственный завсегдатаям аукционов.

Филпот недурно разбирался в старинной мебели и серебре, ноне потому, что был натурой артистической, скорее наоборот, а просто потому, чтознал в этом толк. В его семье все в этом разбирались.

За завтраком я еще раз просмотрел каталог. Элли спустиласьвниз, уже одевшись для верховой езды. Теперь по утрам она часто ездила верхом —иногда одна, иногда в компании с Клодией. Как у многих американцев, у нее былапривычка пить утром только кофе и апельсиновый сок. Я же теперь, посколькунужды сдерживать себя не было, на манер какого-нибудь викторианского сквайраобязательно заказывал горячее, причем из нескольких блюд. В то утро я ел почки,а потом жаренную с беконом колбасу. Очень вкусно.

— А вы что собираетесь делать. Грета? — спросил я. Гретаответила, что должна встретиться с Клодией Хард-касл на станции вМаркет-Чэдуэлле, и они отправятся в Лондон на распродажу белья, вспециализированный магазин на Бонд-стрит. Я спросил, какого белья — дамского?

Окинув меня презрительным взглядом. Грета объяснила, что ониедут на распродажу постельного белья и полотенец. В присланном ей недавнокаталоге объявлены весьма низкие цены.

— Если Грета на целый день уезжает в Лондон, то почему бытебе не встретиться с нами у «Джорджа» в Бартингтоне? В этом ресторане, пословам Филпота, неплохо кормят. Он тоже хотел бы, чтобы ты приехала. В час дня.Надо проехать через Маркет-Чэдуэлл и мили через три повернуть. Там, по-моему,есть указатель.

— Ладно, — согласилась Элли. — Приеду. Я помог ей сесть налошадь и смотрел ей вслед, пока она не исчезла за деревьями. Она поднималась поодной из петляющих троп, потом спускалась в низину и там мчалась во весь опор.Я оставил ей маленькую машину, потому что ее было легче парковать, а сам сел вбольшой «крайслер»[30] и прибыл в Бартингтон как раз к началу распродажи.Филпот был уже там и занял мне место.