– Отпустить? – переспросил он таким голосом, что Анжельпробрала дрожь.

О нет, она вовсе не хотела уходить, она желала бы остаться,чтобы снова очутиться в его объятиях, однако невыносимо же осознавать: онпринимает ее за другую, целовал другую, извергал свой пыл в другое лоно...

– Отпустить, говоришь? – Он внезапно перешел на французский:– Как ваше имя?

– Анжель д’Армонти.

Лицо его дрогнуло:

– Анжель?.. Ангелина?!

Она пожала плечами:

– Анжель д’Армонти.

– С кем вы путешествовали?

– С мужем и его матерью.

– С мужем? О Господи! Среди тех людей, с которыми я васвидел, был ваш муж?!

Анжель отвела глаза, вспомнив, свидетелем чего он мог быть.Да уж, неудивительно, что он владел ею, даже не сочтя нужным показаться наглаза! После того, что слышал и видел в церкви!..

– Нет, – глухо ответила она. – Муж мой давно погиб.

Давно!.. Какую-то неделю назад, а кажется – жизнь с тех порпрошла.

– А эти люди? – допытывался он.

И ей вдруг захотелось причинить ему боль, вызвать у негоотвращение к себе!

– Это мои любовники, – бросила она. – Я им плачу телом зато, что они кормят меня, охраняют, помогают добраться домой.

– Где ваш дом?

– В Париже, – соврала Анжель не моргнув глазом.

И тут в голосе его вновь зазвучала отчаянная надежда:

– Где вы жили в России?

– В Москве! – выпалила Анжель, повинуясь непонятному чувствупротиворечия, овладевшему ей.

Ей уже нечего было терять в этой жизни, она и так потерялавсе, сделалась животным, покорно лижущим всякую руку: кормящую, бьющую,ласкающую – всякую! Кто угодно мог распорядиться ее судьбой. Но все! Большеэтого не будет! Она станет делать отныне только то, что захочет. И если незахочет знать, за кого принимает ее этот человек, кто он таков сам, то и неузнает.

Она рванулась, рассекая воду, к ступенькам и вскарабкаласьпо ним прежде, чем незнакомец успел ее задержать. Но он тут же выскочил изводы, оказался рядом и схватил ее за руку.

– Куда вы идете?

– Отдайте мою одежду, – буркнула Анжель, ожесточенновыдергивая руку из его пальцев. – И оставьте меня в покое! Навсегда.

– Кругом лес, снега... – сказал он с мягкой улыбкой. – Вамне выйти на дорогу.

– Пусть это вас более не заботит! – Анжель рванулась такяростно, что чуть не упала, но русский успел подхватить ее, она невольноприжалась к нему... И этого мгновения было довольно, чтобы он опять набросилсяна нее.

Ощущение его вмиг восставшей плоти было таким потрясающим,что Анжель захотелось охватить ногами его спину и прямо так, стоя, отдатьсяему, но больше всего на свете она боялась его власти над собой, а потомуотпрянула, распахнула дверь – и обмерла, увидев перед собою Варвару.

– Держи ее! – крикнул русский, однако Варвара отшатнулась,пропуская ее, а сама бросилась к нему с криком:

– Барин! Не трогай ее!

От изумления Анжель задержалась, оглянулась, и то, что онаувидела, заставило ее остолбенеть.

Варвара рухнула перед барином на колени, хватая руками игубами его бедра, его готовое к бою орудие, шепча умоляюще:

– Оставь ее! Возьми меня! Я твоя, ну! Всегда твоя!

Он отпрянул от обезумевшей красавицы и посмотрел на нее с неменьшим изумлением, чем Анжель. Однако тут же заметил, что пленница его еще нескрылась, и протянул к ней руку; но Варвара резким движением рванула на себерубаху, обнажив смуглое налитое тело, подхватила ладонями свои груди и стиснулаими торчащую перед ее лицом мужскую плоть.

Барин покачнулся, невольно хватая девицу за плечи, и,застонав, подчинился этой изощренной ласке Варвары, ошалев от ее стонов,напоминавших страстное рычание звериной самки.

Ноги у Анжель ослабели. Она уже не помышляла о бегстве, атолько смотрела, как русский убыстряет свои движения, уже не подчиняясьВарвариным умелым ласкам, а направляя их. Все худощавое тело его напряглось.Анжель жадно уставилась на стиснутые ладонями груди Варвары, понимая, чтосейчас в них извергнется мужское семя. Но тут русский, отшвырнув с путиамазонку, одним прыжком достиг оцепеневшей Анжель, сбил ее с ног, ворвался внее своим напряженным естеством – и тут же излился в нее с такой силой, чтоАнжель ощутила внутри себя тугой удар его мощной струи. Однако он не оставилАнжель, а, припав к ее губам, бился, неистовствовал в ней еще и еще.

– Меня! Ох, меня! – истошно закричала Варвара. Она бросиласьна барина сверху и стала с силой тереться о его плечо, широко расставив ноги.

Два-три движения – и ее неистовое желание былоудовлетворено. Варвара издала сдавленный крик, и Анжель, изнемогая от блаженнойтяжести этих двух тел, тоже закричала и забилась под ними в судорогах вновь ивновь подступающего наслаждения.

– Все петухи давно отпели, – послышался насмешливый голос, иАнжель проснулась.

Сейчас она ощутила жгучий стыд, ибо лицо Матрены Тимофеевнысмутно маячило перед нею еще вчера вечером: это именно она укладывала в постельАнжель – полубесчувственную, залюбленную неистовым русским до того, что не всилах была ни рукой, ни ногой шевельнуть, тем паче одеться: так,голым-голешенькую, и принес ее сюда барин, и сам не позаботившийся даже чреслаприкрыть перед челядью. Матрена Тимофеевна швырнула барину какую-то простынку ивытолкала взашей с криком:

– Прикройся и пошел вон, бессоромник! Вишь, до чего молодкудовел, да и у самого того и гляди женилище отвалится. Красный весь, словнокрапивой его отхлестали!

«Какие звери эти русские – бить мужчину по стыдному местукрапивой?» – успела еще подумать Анжель и окунулась в такой глубокий сон, что теперьощущала свое тело неким подобием деревяшки, ибо так и проспала всю ночь, ниразу не шелохнувшись, на одном боку.