На двери болталась записка. «Дверь не ломайте, открыта».Удивленная Анюта вошла в квартиру и обомлела. Почти у самого входа, на крюк, скоторого была снята красивая хрустальная люстра, прилаживала веревку с петлейНаташа. Увидев Аню, хозяйка сначала расхохоталась, потом зарыдала, затем,отшвырнув кусок каната, заорала:

– Зачем пришла?

– Вот, икру привезла, – в растерянности протянулаей банку Аня.

Наталья схватила подарок и швырнула об стенку. Раздалсясочный звон, по обоям побежали красные икринки, осколки брызнули в разныестороны. Было даже красиво: дождь из красных капель покрыл стену. Наташа упалана ковер и зарыдала. Изредка сквозь плач слышались слова:

– Сволочь, сволочь, сволочь.

Испуганная Аня забегала по квартире, пытаясь одновременнонапоить Наташу коньяком, валокордином и чаем. Наконец истерика стихла. Вытеревлицо подолом платья, директриса внезапно сказала:

– Извини, ты тут совершенно ни при чем, с катушек ясъехала, первый раз такое, ведь собралась с собой покончить, вон смотри.

И она показала на журнальный столик, где белела записка.Анечка схватила ее. «В моей смерти прошу никого не винить!»

– Но как же, зачем, – залепетала Веревкина, –нельзя так, все наладится, утрясется…

Наташа тяжело вздохнула и, глядя на блестящие кучки краснойикры, расшвырянные по холлу, совершенно спокойно сказала:

– Нет, ничего уже не изменить и не поправить, поездушел. Впрочем, хорошо, что ты пришла, мне надо выговориться, а смерть – этонавсегда. Так что спасибо.

– Это я виновата, – прошептала Аня.

– Да нет, – отмахнулась Наташа, – так фишкалегла, бывает. Пошли на кухню.

За чашкой темного, почти черного чая бывшая начальницарассказала Анюте то, что произошло за время ее отсутствия. Любимый и любящиймуж Михаил словно с цепи сорвался. Сначала сказал, будто отправился вкомандировку, но Наташа вмиг узнала, что он живет у Сони. Вне себя от гневаНаталья велела Репниной убираться. Софья только пожала плечами и спокойнодоработала день. Вечером Наталье Константиновне позвонил пока еще законныйсупруг и прошипел в трубку:

– Имей в виду, если с головы Сони упадет хоть одинволос, тебе не жить. Только попробуй турнуть ее из салона, мигом сама окажешьсяна улице, если не на кладбище.

Наташа струхнула. Муженек водил дружбу с криминальнымиавторитетами, массово подавшимися в бизнес, а убрать женщину ее положения вМоскве очень просто и дешево. Можно подыскать киллера за тысячу долларов.Потому Наталья Константиновна на следующее утро сказала нагло улыбающейсяСоньке:

– Ступай в подвал, там надо расфасовать землю.

Обычно такую грязную работу выполняли две уборщицы, но вгруди Натальи кипела злоба, и раз уж она была вынуждена терпеть возле себянахалку, то пусть та хоть чаевых лишится от добрых клиентов, посидит на голомокладе.

Но Сонечка не стала спорить.

– Хорошо, – преспокойно заявила она и ушла вниз.Наташа только подивилась бесконфликтности счастливой соперницы. Впрочем, ужечерез час причина столь покорного поведения выяснилась. В «Лилию» ворвалсяМихаил.

– Где Софья? – грозно поинтересовался он.

Директриса перепугалась, но решила вида не подавать.

– Сегодня в подвале работает.

Супруг выматерился и кинулся к лестнице. Через пару минут онпритащил в кабинет Софью. Та хоть и была дурой, догадалась, как следуетпоступить, чтобы окончательно, с одной стороны, разжалобить, а с другойстороны, обозлить мужика. Она не надела ни халата, ни косынки, ни резиновыхперчаток и теперь стояла посреди кабинета, потупив хамский взор, в ужасающемвиде. Нежные ручки до локтя перемазаны в черноземе, ногти обломаны, а платьемерзавки походило на рабочую одежду коровницы. Контраст с одетой в великолепныйкостюм Наташей был ужасающий.

– Слушай сюда, – велел Миша, – сейчас Сонюшкаприведет себя в порядок, и ты отправишь ее в зал обслуживать лучших клиентов,поняла, сука?

Наталья Константиновна, не привыкшая к такому обращению,хотела было высказать все, что думает о Репниной, но муж мигом стиснул ее руку,а потом, когда жена невольно ойкнула, схватил со стола какие-то счета и ударилее по лицу – сначала по правой щеке, потом по левой… Было не больно, но оченьобидно. Так хозяева наказывают провинившуюся собачку, наподдают той газетой поморде, чтобы причинить не физические, а моральные страдания.

– И запомни, – абсолютно равнодушно и от этогострашно произнес некогда заботливый и любящий супруг, – еще раз узнаю, чтоунизила Сонюшку, не жить тебе.

Наташа глянула в его прозрачные глаза и поняла: Михаил ивпрямь уничтожит ее из-за смазливой девчонки. С тех пор она больше никогда неотправляла Соню в подвал, и если в «Лилии» появлялся особо привлекательныйклиент, он доставался Соне. Надо отдать должное Репниной, та никогда не лезлана рожон, не наглела и усиленно делала вид, что боится директрису. Но от такогоповедения Наташе делалось только хуже, лучше бы нахалка устраивала скандалы. Нонет, дура Соня оказалась не такой уж идиоткой и повода для негодования недавала.

Потом на глазах изумленной Наташи начала разворачиватьсянастоящая драма. К Соне стал наведываться другой парень. Михаил вернулся домойпросто черный и крепко запил. Затем вновь вернулся к Соне, потом опять пришелдомой, и так несколько раз. Софья играла с мужиком, как кошка с мышью. И вконце концов Наташа не вытерпела. Однажды, когда Соня, напевая, красила губы враздевалке, директриса вошла и отрывисто сказала:

– Либо живи с мужиком, либо оставь в покое, зачеммучаешь?

Репнина повернулась к начальнице и неожиданно ответилавесьма фамильярно:

– Да забирай его себе, надоел! Не уходит вон, ещедраться решил!

Наташа отшатнулась от соперницы и ушла в кабинет. Странныечувства бушевали в душе. С одной стороны, злорадство. Так ему и надо, пустьтеперь помучается, поплачет ночью в подушку, полежит без сна, наблюдая, как попотолку бегают синие тени… С другой стороны, острая жалость клещами хватала засердце… Через какое-то время Михаил подал на развод.

Анечка уехала на Сахалин с тяжелым сердцем и вот сейчас,только-только вернувшись в Москву, узнала страшную новость.

– Мне кажется, – тихо сказала девушка, – этоМихаил убил Соню, он очень любил ее, но отличался буйным нравом, ревновал и могдаже ударить…

– А откуда вы это знаете? – удивилась я.

Анечка смущенно улыбнулась.