И она улыбнулась Шерри, пока Кольфакс раздавал рюмки с виномостальным гостям.

— С кем же вы помолвлены, мисс Ланкастер? — веселопоинтересовалась она, подвигая к себе чашку шоколада.

— Со мной, — как ни в чем не бывало, без обиняков ответилСтивен. Воцарилась тишина. Не будь ситуация столь трагичной, Стивенрасхохотался бы, глядя на произведенную его заявлением реакцию.

— С… тобой? — переспросила мать, близкая к обмороку,отодвинула чашку и схватила с подноса рюмку. Брат, сидевший справа от Стивена,удивленно уставился на него, а невестка застыла с рюмкой в вытянутой руке,словно собиралась произнести тост. Кольфакс сочувственно смотрел то на старуюгерцогиню, то на Шерри, а Николае Дю Вилль сосредоточенно рассматривал обшлагрукава, видимо, проклиная себя за то, что оказался в этот момент здесь.

Оторвав наконец взгляд от своих пребывавших в шокеродственников, Стивен посмотрел на Шерри Она сидела, понурившись, испытываястыд и обиду, оскорбленная поведением своих будущих родичей, явно презиравшихее. Стивену ничего не оставалась, как приободрить ее хоть чуть-чуть. Он слегкасжал ее руку и сказал первое, что пришло в голову.

— Вы ведь не хотели объявлять о нашей помолвке до встречи смоими родными. — И улыбнулся для большей убедительности. — Поэтому у них такойудивленный вид.

— У нас такой удивленный вид потому, что мы удивлены, —сурово произнесла мать, посмотрев на него как на безумного. — Когда вы успеливстретиться? Где? Ты же не был в…

— Я отвечу на все твои вопросы через минуту, — прервал онмать, не успевшую, к счастью, проговориться, что он уже много лет не был вАмерике. — Вы очень бледны. Не хотите ли подняться наверх и прилечь? —повернувшись к Шерри, мягко спросил Стивен.

Шерри мечтала убежать из гостиной, где царила напряженнаяатмосфера, но боялась упустить момент, когда эта странная ситуация разъяснится,и сказала:

— Нет, я… пожалуй, мне лучше остаться.

Стивен вглядывался в ее полные страдания серебристые глаза идумал о том, каким счастливым оказался бы для нее момент объявления помолвки,не загуби он ее жениха, пусть и незавидного. Как бы то ни было, они любили другдруга, и, конечно же, семья Берлтона не обошлась бы с ней подобным образом.

— В таком случае я поднимусь наверх и лягу в постель, —поддразнивая ее, сказал Стивен, — а вы оставайтесь и объясняйте моим родственникам,что я… сентиментальный идиот… пошел у вас на поводу и до сих пор не сообщил имо нашей помолвке.

У Шерри будто камень с души свалился.

— О! — Девушка смущенно рассмеялась, обведя всех глазами. —Так вот оно что!

— А вы разве не знали? — вырвалось у герцогини. НасколькоСтивен помнил, это был первый случай, когда мать потеряла самообладание.

— Нет, не знала. Видите ли, у меня потеря памяти, — ответилаШерри так смело и так вежливо, что у Стивена от умиления стеснило грудь. —Заболевание причиняет мне ужасные неудобства, но оно, к счастью, ненаследственное, уверяю вас, я потеряла память после травмы, полученной мною напристани, вблизи корабля…

Она умолкла, не договорив, потому что Стивен поднялся изаставил ее последовать его примеру, предотвратив тем самым град вопросов,грозивших обрушиться на нее в ту же минуту.

— Вы устали, и Хью Уайткомб снимет мне голову, если к егоприезду у вас на щеках не будет здорового румянца. Позвольте мне проводить васдо спальни. Пожелайте всем доброй ночи, прошу вас.

— Всем доброй ночи, — произнесла Шерри с застенчивойулыбкой. — Лорд Уэстморленд так заботится обо мне!

Уже уходя, она заметила по взглядам, которыми ее провожали,что все находят ее в высшей степени странной, и только Николае Дю Вилль смотрелей вслед с легкой улыбкой, видя в ней, вероятно, не просто экстравагантнуюдевицу, а что-то более интересное. Еще долго после того как Шерри, закрыв дверьспальни, села на кровать, одолеваемая массой ужасных сомнений и не имеющихответа вопросов, перед ней стояло улыбающееся лицо Николаев Дю Билля. Он словнохотел ободрить ее.

Когда через несколько минут Стивен вернулся в гостиную, нанего молча уставились четыре пары глаз, и как только он опустился в кресло, родственникибуквально засыпали его вопросами. Первыми в один голос заговорили женщины.

— Что за несчастный случай? — спросила мать.

— Что за корабль? — вторила ей невестка. Стивен выжидающепосмотрел на брата, но тот, бросив на Стивена взгляд и подняв брови, не сталзадавать вопросов, лишь сухо сказал:

— Пожалуй, я не могу спокойно отнестись к поразительномуоткрытию, что ты просто идиот, и не только сентиментальный, но еще изаботливый.

Николае Дю Вилль от вопросов деликатно воздержался, хотя,видимо, догадывался, что Стивен попал в щекотливое положение, и сам по себеэтот факт его забавлял. Раздосадованный, Стивен подумал было предложить ДюВиллю карету, но это было бы слишком бесцеремонно по отношению к давнему другуУитни, кроме того, мать Стивена, гордая и надменная, ни за что не позволила бысебе при нем закатить истерику, к которой впервые в жизни была близка.

С удовлетворением констатировав, что все жаждут узнатьправду, Стивен откинулся в кресле и, возведя глаза к потолку, заговорил, едвасдерживая волнение:

— Сцена, свидетелями которой вы только что стали, не чтоиное, как беспрецедентный фарс. Все началось с аварии, случившейся из-за меня смоим экипажем и повлекшей за собой целую цепочку событий, о которых я исобираюсь вам рассказать. Жертвами этих событий оказались Чариз Ланкастер, вытолько что ее видели, и ее погибший жених, молодой барон Артур Берлтон.

С противоположного конца гостиной донесся взволнованныйголос Уитни:

— Артур Берлтон — неисправимый шалопай, я хотела сказать,был неисправимым шалопаем.

— Допустим, — согласился Стивен, коротко вздохнув, — но онилюбили друг друга и собирались вступить в брак. И Чариз Ланкастер вовсе неженщина легкого поведения и не коварная охотница за богатым женихом, заманившаяменя в свои сети, как это вам показалось, а невинная, достойная жалости исочувствия жертва моей безответственности и обмана…

Когда Стивен, окончив рассказ, ответил на вопросы, в комнатевоцарилось молчание. Все пытались переварить услышанную информацию, а Стивенотпил из бокала шерри, словно хотел утопить в вине мучившее его чувство вины.

Первым заговорил брат.

— Берлтон сам виноват в своей смерти. Напился до положенияриз и угодил под колеса. А тут еще туман, ничего не видно.