— Какое преступление, первое или второе?

— По-моему, есть только одно преступление, а то, что выназываете первым и вторым, суть две его половины. Вторая — довольно проста.., имотивы и способ.

— Поверьте, тут способ столь же неочевиден, как и в первомслучае, — перебил его мистер Саттертуэйт. — В вине яд не найден, а ел сэрБартоломью то же, что и остальные.

— Нет-нет, тут совсем иное дело. Понимаете, по-моему, никтоне мог отравить именно Беббингтона. Вернее, сэр Чарлз мог бы, если бы пожелал,подсыпать яд в любой из стаканов, но как сделать так, чтобы этот стакан попалБеббингтону или другому лицу? Тампл, захоти она кого-то отравить, могла быподсыпать что-то в последний стакан из тех, что стоял на подносе, и поднестиего своей жертве. Но ведь последний стакан она поднесла не Беббингтону. Нет,убийство несчастного пастора представляется мне просто невероятным, и у менятакое чувство, что, возможно, он просто-напросто умер своей смертью… Но ничего,скоро мы это узнаем. Смерть же сэра Бартоломью — совсем другое дело. Его моготравить любой из гостей, дворецкий, горничная. Это было совсем нетрудно.

— Не понимаю… — начал мистер Саттертуэйт. Но Пуаро перебилего:

— Берусь как-нибудь вам это доказать, проведя небольшойэксперимент. А теперь давайте перейдем к другому, самому важному вопросу.Надеюсь, вы понимаете, не можете не понимать, ибо у вас доброе и чуткое сердцеи тонкий ум, что я не должен, как у вас говорят, перебегать дорогу.

— Иными словами… — начал мистер Саттертуэйт, понимающеулыбаясь.

— Иными словами, сэр Чарлз должен играть главную роль! Он кэтому привык. А некая юная леди совсем не была рада тому, что я вмешался врасследование.

— Вы, как у нас говорят, понимаете все с полуслова, мосьеПуаро.

— Ну что вы, право, это же просто в глаза бросается! У меняочень чувствительное сердце. И мое самое большое желание — помогать влюбленным,а не препятствовать им. Мы с вами, мой друг, должны вместе трудиться на благо иво славу сэра Чарлза Картрайта, разве не так? А когда распутаем это дело…

— Если распутаем, — мягко поправил его мистер Саттертуэйт.

— Нет, не если, а когда! Я не проигрываю.

— Никогда? — не удержался от вопроса въедливый мистерСаттертуэйт.

— Были случаи, — с достоинством отвечал Пуаро, — когданенадолго я, как бы это сказать, становился тугодумом. То есть добирался доистины не так быстро, как обычно.

— Но в целом вы никогда не терпели неудач?

Настойчивость мистера Саттертуэйта проистекала из чистойлюбознательности.

— Eh bien, — сдался Пуаро, — Было однажды. Давно, в Бельгии.Но не будем об этом говорить…

Мистер Саттертуэйт, удовлетворив свое любопытство, нелишенное толики злорадного чувства, поспешил переменить тему.

— Хорошо. Вы говорили, что когда распутаете это дело…

— Его распутает сэр Чарлз. Это весьма существенно. Я будулишь «пятая спица в колеснице»! — Пуаро воздел руки. — Отныне и пока мы неокончим дела, всегда и везде обязуюсь хранить молчание — разве что тончайшийнамек сорвется с моих уст, не более того. Мне не нужны ни признание, ни слава.Я их давно завоевал.

Мистер Саттертуэйт разглядывал его с живейшим интересом, просебя потешаясь над наивным тщеславием маленького человечка. Однако он был далекот мысли считать мосье Пуаро пустым хвастунишкой. «Нам, англичанам, — думал он,— вообще свойственно чрезвычайно скромно оценивать свои успехи, зато порой мыбываем весьма довольны собою, даже если делаем что-то плохо, а эти иностранцыболее трезво судят о своих возможностях. Если француз, например, талантлив, он невидит причины замалчивать этот факт».

— Признаться, меня очень интересует, — сказал мистерСаттертуэйт, — что вы надеетесь лично для себя извлечь из этого дела? Или этопросто охотничий азарт?

Пуаро помотал головой.

— Нет-нет, отнюдь. Когда я, как chien de chasse[20], беруслед, меня охватывает азарт, и я уже не могу отступить. Это все так. Но естьеще нечто, более сильное. Это — как бы сказать? — страстное желание добратьсядо истины. В целом мире нет ничего столь волнующего, столь захватывающего истоль прекрасного, как поиски истины.

Оба немного помолчали.

Потом Пуаро взял лист, на который мистер Саттертуэйтстарательно переписал все семь имен, и прочитал их вслух:

— Миссис Дейкерс, капитан Дейкерс, мисс Уиллс, миссСатклифф, леди Мэри Литтон Гор, мисс Литтон Гор, Оливер Мендерс. Интересно, неправда ли?

— Что тут интересного?

— Порядок, в каком записаны имена.

— По-моему, тут и думать не о чем. Мы записали все имена впроизвольном порядке.

— Верно. Список возглавляет миссис Дейкерс. Стало быть, высочли, что она более всех подходит для роли преступницы.

— Не то чтобы более всех подходит, — возразил мистерСаттертуэйт, — вернее, меньше всех не подходит.

— А еще вернее было бы так: вы все предпочли бы, чтобыименно она оказалась преступницей.

Мистер Саттертуэйт открыл было рот, чтобы пылко возразитьПуаро, но, поймав насмешливый взгляд пронзительных зеленых глаз, передумал.

— Ей-богу, кажется, вы правы, мосье Пуаро. Но это получилосьбессознательно.

— Я бы хотел кое-что спросить у вас, мистер Саттертуэйт.

— Я к вашим услугам, — ответил с готовностью мистерСаттертуэйт.

— Из ваших слов я понял, что миссис Беббингтон расспрашивалисэр Чарлз и мисс Литтон Гор.

— Да.

— Вы с ними не ходили?

— Нет. Трое — это уж слишком.

Пуаро улыбнулся.

— К тому же, сдается мне, на уме у вас было нечто иное. Вырасставили сети совсем в другом месте… Итак, куда же вы направились, мистерСаттертуэйт?

— На чай к леди Мэри Литтон Гор, — нехотя ответил мистерСаттертуэйт.

— О чем же вы говорили?

— Она почтила меня доверием, рассказала, сколь тягостна былаее жизнь в замужестве.

И он вкратце передал Пуаро содержание их разговора. Пуаросочувственно кивал.

— Вот так в жизни и бывает — юная идеалистка выходит занегодяя и слушать никого не хочет. А о ком-нибудь еще вы говорили? Об ОливереМендерсе, например?