Ганнаха. В смысле, до Балликаллы. Я просто подумал, если хочешь прояснить всю эту тему насчет отца, мы б могли туда сгонять. Машина есть вот. А потом могли б даже быстренько искупаться – и назад.

– Я эту Розу знать не знаю. Нельзя же просто взять да и свалиться ей на голову.

– А Лена разве не сказала, что советует тебе навестить Розу? Я б решил, Роза эта надеется, что ты появишься.

– Лена такого не говорила.

– Фрэнк, у тебя мозги враскоряку. Похоже, то, что́ Роза знает, – кусочек мозаики, который ты можешь добыть. Глянь на это как на поход, чтоб разобраться в себе.

Не знаю, что и думать. Все вокруг справляются со своей жизнью сами: Матерь и Берни погнали в Лондон, даже Батя явился не запылился по второму кругу в том Божке, весь довольный собою. А у меня что? Хрен-чё. Работы нету. Будущее, какое, как я думал, у меня есть, мой же брат выкинул на ветер. Батя, как выясняется, в меня и не верил никогда. Может, потому что сам от своего прошлого прятался. Если у Бати было еще одно дите, больше ли толку в том, что он мне про дар ничего не рассказывал, как ни крути? Берни тут ни при чем. Почему ни при чем?

– Чуток рискованно же – машина Рут и все такое.

– Да ладно, Фрэнк. У меня все зудит куда-нибудь дернуть. Времени навалом, деньги по карманам.

Я костями чую, что есть во всей этой кутерьме что-то такое, не знаю, что может все переменить. Облако мое того и гляди наплывет на все солнце и отбросит на нашу сторону холма громадную густую тень. И тут я вспоминаю, что должен был звонить Джун, но у меня нет ее номера. А даже если б и был, я сейчас все равно не готов.

– Ладно, раз так, – говорю. – Можем и правда прокатиться, глянем, как оно все сложится.

Стоило мне только согласиться, как Скок уже рвется ехать как чумовой. Если нас тормознет полиция, нам хана. Ни страховки, ни прав у него, ни хрена. Но один раз живем. Если только ты не Божок – уж он-то на бис выйдет.

Возвращаемся к городу, на объездной расходимся каждый своей дорогой. Скок заберет меня из дома через полчаса. У него с прошлого вечера осталось сколько-то банок и травы, а я прихвачу еще хавчика, уж какого нарою.

Прохожу по той улице, где были те туфли на шпильках. Теперь осталась одна, завалилась набок. Есть в ней что-то жалкое. Не знаю почему. Может, потому что в одной туфле нет смысла. Что там Скок сказал про все это? Эпическое странствие будет, как “Властелин колец”. Из Карлоу в Балликаллу и обратно, одним днем. Эпическое, ага.

На дороге

Беру плавки и полотенце из бельевого шкафа и тут вижу, как к Макдермотту в сарай запрыгивает какая-то кошка, промчавшись перед этим по задней изгороди, как ужаленная. Задумываюсь о Божке под беседкой и вдруг пугаюсь: а ну как Лена ни в какой Портарлингтон не уехала. Возьмет и пролезет сюда, пока меня нет. Матерь мне тогда всю плешь проест, если я за Божком не услежу.

Закидываю то-се в рюкзак, выхожу в сад и залезаю туда, откуда Матерь вчера вылезала. Она его толком и не закопала даже – просто напихала газет и пластиковых пакетов да горсть земли сверху насыпала. Пристраиваю Божка к себе в рюкзак, туда же несколько пачек печенья и карамельных батончиков в придачу. И тут вспоминаю про деньги с работы, они почти все там же, в верхнем ящике шкафа. Их тоже стоит прихватить. Засовываю под Божка. Напоследок оглядываю верхний этаж, гостиную и кухню. Все в порядке, вот только вырезанная Кати Тейлор на столе не очень. Смотрится она нехорошо, угрожающе. Забираю ее и выхожу из дома.

Скок уже ждет в машине, бьет копытом. Кладу рюкзак в багажник, замечаю, что у Скока там изрядно навалено всякого. О том, что я взял Божка с собой, решаю пока не говорить.

– Что у тебя в багажнике? – спрашиваю.

– Взял палатку и сколько-то спальников, на случай чего.

– На случай ничего, Скок. Эту машину тебе надо вернуть сегодня же. Кто-нибудь заметит, – говорю.

Кати все еще у меня в руке, ставлю ее на торпеду лицом и пустыми глазницами к дороге.

Выкатываемся из города, и я начинаю думать о Бате и его другом дите. А ну как выяснится, что тот ребенок – девочка, чокнутая сама мысль о том, что у нас может быть сестра, или единокровная сестра или вообще хоть какая угодно. Задумываюсь о песенке, которую мне Берни напевал, – про то, что он мне сестра. Но тогда эта сестра на расклад с седьмым сыном не влияет.

Для Лара, если выяснится, что он не старший, оно будь здоров каким ударом в табло окажется. А может, ему и трын-трава в Мельбурне его, переживет. Но если все так и есть и Берни получается седьмой сын, как ему тогда вывозить эту ответственность – рожать очередных семерых сыновей? То-то ему палка в колеса.

– Во неделька выдалась, а? – Скок мне. – В некотором смысле то, что нас уволили, – наш билет на свободу, и наличка в кулаке.

Не уверен я, что так оно и есть.

– Подключайтесь к нам на следующей неделе, – Скок гнет свое, – когда у Фрэнка разрешится кризис, бородавки ли судьба его. И темная тайна Билли Уилана окажется раскрыта. Интрига убийственна, мы все затаили дыхание.

Что-то в моей жизни есть такое, отчего дыхание-то и сам я чуток затаил. Примерно сейчас надо звонить Джун. Она небось думает, что я засранец настоящий: Скок разжился ее телефоном для меня, а я ни гу-гу.

Скок толкает меня в плечо.

– Брось, Фрэнки, выше нос.

Вспоминаю, как Ленина кровь капает в молоко с хлопьями. Я был вусмерть прав, что забрал Божка с собой покататься.

– Лена эта меня из колеи вышибла напрочь.

– Слушай, – Скок мне. – Фигурка в целости и сохранности, не пойдет Лена копаться в саду. Пусть твоя мать сама решает, как с этим быть, когда вернется.

Я вообще-то не говорю ему, что Божок едет с нами пассажиром. Скок врубает музыку погромче, и мы влезаем в пакет с креветочными крекерами. Чуток заветренные. Проверяю срок годности – просрочка всего три недели.

– Откуда она эту Кати взяла? – спрашивает Скок.

– Кто?

– Лена.

– Я ж тебе сказал, вырезала из коробки из-под хлопьев.

– Им сколько лет, тем хлопьям? Олимпиада была тыщу лет назад. Кати с тех пор уже профессионалкой стала наверняка.

– А,