Мир меняется стремительно! Это он уже понял. Осталосьпонять, кто же он сам.

Тревога не давала даже сесть за стол. Ел и пил на ходу,потом велел оседлать коня, выехал за врата крепости, своего бурга! —пустил коня вдоль берега реки. Местность вздулась горбом, он погнал коня нахолм.

Оттуда открылся вид на долину, окруженную мрачным темнымлесом. Вдоль берега протянулось одно-единственное жилище, похожее на гусеницу,что решила укусить себя за хвост, но не дотянулась и заснула. Франки, как онуже знал, не выносят, чтобы их жилища соприкасались. Селятся в отдалении другот друга, где есть река или ручей. Жилище — высокие удлиненные постройки надва-три десятка человек. В этом всегда была их сила: все нужное себе добываютсами — как еду, так и одежду. Но теперь в этом отыскалась слабость.

Седло поскрипывало, конь беспокойно переступал с ноги наногу. Фарамунд ерзал, не понимая смутного чувства тревоги. Отсюда с холмахорошо видно такое селение. Пусть там даже пятьдесят человек: из них две трети— дети. Покорить легко, заставить платить дань — проще простого. Как и соседей,что ниже по реке. Но придется строить крепость, куда свозить все награбленное,полученное как дань. Там же отсиживаться самим, если нападут соседи. Такую жекрепость, как у Свена, как у других разбойников.

Можно было ехать дальше, это теперь его село, будут платитьему за покровительство и защиту, но он все придерживал коня. Так беззащитновыглядят эти франки! Трудно поверить, что вытеснили с этих земель римскиегарнизоны. Вообще-то здесь Галлия, а сами галлы, некогда покоренные могучимРимом, держатся тише воды, ниже травы. Вторгшимся франкам пришлось сражаться несколько с ними, сколько с Римом... да и не с Римом даже, а теми племенамифранков, что служили Риму, защищали его верно и отважно...

Вон в том дальнем строении, что примыкает к главному, вместес людьми содержат и скот. В основном, коровы, а также овцы и свиньи. Там жеспят рабы, если они есть, вместе с хозяином деля хлеб и кров.

— И все-таки, — сказал он вслух, чтобы понять своисомнения, — все-таки... эти франки напирают на Рим, опрокидывают егозаслоны, рушат! В чем-то сила франков... или же... странная слабость Рима?

Издали донесся крик. В его сторону несся молодой воин изотряда Занигда. Фарамунд ощутил недоброе. Воин еще издали орал и размахивалруками. Конь под Фарамундом качнулся, земля понеслась под брюхом, копытазастучали часто, с холма нестись можно как птица...

— Села отказались! — прокричал воин.

— Что отказались?

— Заявили... что не будут платить!.. Не признаютперехода коммендаций!..

Фарамунд стиснул челюсти. В голову ударил гнев.

— И что они хотят? Остаться без защиты?

— Они сказали, что примут покровительство Назгукла. Этохозяин крупного бурга, что на той стороне реки. У него таких деревень, какгрязи!..

Фарамунд, не говоря ни слова, пустил коня обратно к бургу.Рим подождет, есть дела поважнее. Дела жизни и смерти.

Утро встало страшное, затянутое дымом. Вместо непокорнойдеревни остались черные груды дотлевающих бревен. Земля почернела, укрытаяпеплом и золой. В воздухе витал сладковатый запах горелой плоти. Многие трупылибо сгорели целиком, либо обгорели до неузнаваемости. То там, то здесьвзлетали серые облачка легкого пепла: люди искали среди догорающих деревяшекхоть что-то из имущества.

Люди Фарамунда ушли, оставив пепелище. И хотя их самихпотрепали, погиб даже Занигд с частью своих людей, зато страшная славапомчалась впереди. Уходили с дороги мелкие отряды, а в деревнях, где не моглиубежать с домами в леса, выходили навстречу и становились на колени. ЭтихФарамунд велел щадить, заявлял, что берет под защиту.

Конный отряд, посланный Назгуклом, остановился на томберегу. Оттуда видели сгоревшую деревню, как и готовых к бою людей Фарамунда.Те расположили лучников на берегу в три ряда. Здесь удобный брод, но по пояс вводе не помчишься в бой, а лучники хладнокровно перебьют половину отряда еще вводе...

Фарамунд приглашающе помахал мечом:

— Эй, что заснули?

Вожак отряда похлопал по рукояти меча, привстал настременах, крикнул зычно:

— А ты это видел?

— Нет, — крикнул Фарамунд весело. — Иди сюда,посмотрю!

Вожак вытащил меч, поиграл в воздухе:

— Иди ты сюда.

— Зачем? — удивился Фарамунд. — Нам и здесьхорошо. Это вы спешили сюда, да что-то передумали, да?.. Или опоздали?

Всадник дважды взмахнул мечом, словно рассекал чью-тоголову. Остальные смотрели угрюмо, но без вражды. Похоже, никто вброд неотважится. Тем более что, в самом деле, опоздали.

— Тебе это не сойдет, — крикнул всадник. — Нетолько наш хозяин, все выступят и сомнут тебя, хищный волк! Никто не смеетгубить овец, которых стрижем.

— Эти овцы брыкались, — ответил Фарамунд как можнонебрежнее. — Возвращайся и передай своему хозяину, что я не претендую наего села. На те, что по ту сторону реки. Но по эту — стригу я! Если же онполезет сюда... то у него будут неприятности.

— Какие? — спросил всадник угрюмо.

— Просто неприятности, — повторил Фарамунд. —Так и скажи.

Он повернулся, медленно пустил коня от реки. Неизвестнаянеприятность пугает больше, чем определенная.

В левом боку закололо. Боль, словно кто-то нанес ему рануизнутри, пошла по всей грудной клетке, а в сердце вонзила острые зубки. Ончувствовал, как глаза защипало, с недоумением и страхом понял, что миррасплывается и двоится. Он плачет, как слабая женщина, как плачут дети! Но еслиженщины и дети плачем облегчают горе, то его странная горечь и тоска неоставляли грудь, а растекались по всему телу, пропитывая его ядом.

Лютеция! Все это для тебя делается, только для тебя. Но скаждым шагом он как будто отдаляется от нее.

Утром он поднялся, рывком сбросив медвежью шкуру, холодныйвоздух сразу охватил теплое тело. Сонный, он дотащился до бочки с водой,поверхность какая-то странная, и лишь когда пальцы наткнулись на твердуюповерхность, сообразил, что вода покрылась корочкой льда.

Кулак проломил с такой силой, что струи выплеснулись едва лине до потолка. Он зарычал, холодная вода мгновенно напомнила, что он — вождь,что находится в своей крепости, и что в этих северных краях даже среди летабывают ночные заморозки, когда только днем воздух прогревается по-летнему.

Из окна было видно, как черный, словно покрытый копотью лесокутался странной мерцающей дымкой. Снежок сыпался настолько тонкий, что и неусмотришь, но дорога вдали побелела, будто дно высохшего озера, где добываютсоль.

Щебеча, пролетела стайка мелких птах. Крупные, уважающиесебя гуси и всякие настоящие птицы улетели не то в те сказочные теплые края,где находится такой же сказочный неправдоподобный Рим, не то в соседний лес,который снеговая туча обошла стороной. Птичья мелочь спешила, собиралась встаи, порхала мелкими стайками с дерева на дерево, со двора на двор, обрастаякак снежный ком.