— Стой!..

— Добьем гадов! — заорал Громыхало. — Всякрепость наша!

— Она и так наша, — рыкнул Фарамунд. Он чувствовал,как быстро покидает его священная ярость, меч потяжелел, а рубить спрятавшихсялюдей вдруг показалось глупым. — Пусть сидят!.. Их сколько там?

— Да еще с десяток наберется...

— Это наши рабы, — определил Фарамунд. — Илипросто слуги. Пусть сидят. Пока еще не знают, что крепость наша.

Громыхало вытаращил глаза, Вехульд первым расхохотался,наконец и Громыхало бухнул, раздуваясь от хохота. Разогретые боем разбойникистояли перед входом, готовые обрушить тяжелые удары на голову каждого, ктопопробует высунуться. Трое лучников лениво стреляли в узкие окна, пока с тойстороны их не закрыли лавками.

Еще в лесу, перед нападением, он запретил резать челядь, авсе знали, как опасно ослушаться вожака. Сейчас же слуги спешно убирали трупы,замывали кровь, сыпали опилки, носились как испуганные мыши, и даже вечнонедовольный Занигд признался:

— Хорошо, что не дал воли нашим ножам...

— Пришлось бы самим возить навоз, — бухнулГромыхало, и захохотал.

Фарамунд зорко осматривался по сторонам. Латы его были вгрязи и в темно-коричневых пятнах, волосы слиплись от крови и торчали какпетушиный гребень. Все тело сотрясало странное ликование, в нем жиланеистраченная сила, а после жестокого боя на всем теле не нащупал дажецарапины.

— Срочно надо наладить хозяйство, — определилон. — Стражу удвоить, нас наверняка попробуют выбить! Ты, Громыхало,проверь все подвалы. Сколько мяса, зерна, соли — все запомни. Ты, Вехульд,займись кузницей и оружейной. Если там пусто, доставь из ближайших деревень. Дане силой, а за хорошую плату! Кузнец только тот хорош, кто работает посогласию...

Из-за дубовой двери схолы донесся слабый крик. Фарамундумолк, прислушался. Крик повторился, уже громче. Фарамунд шагнул ближе, сказалгромко:

— Мы слышим.

— Эй, кто вы?

Фарамунд подошел вплотную, Громыхало тут же подозрительноуставился на узкие оконца слева, прикрыл Фарамунда с этой стороны щитом, самоставаясь уязвимым для стрел. Фарамунд, морщась, отстранил щит.

— Хозяева, — ответил он громко.

— Где Лаурс?

— Пал в бою, — сообщил Фарамунд. — Ладно,будем считать, что в бою, а не на бабе!.. Погибла и вся его семья. Наследниковне осталось, охрана тоже перебита. Крепость в наших руках, меня зовут Фарамунд.

Слышно было, как за дверью охнуло. Тот же голос выкрикнул:

— А, разбойник? Слышали.

— Мы могли бы выбить дверь, — сказалФарамунд, — Или, напротив, подпереть, чтобы никто не выскочил! Потомсложить под стены десяток вязанок хвороста и поджечь... но я не люблю крови.Лишней крови. Если вы оставите оружие и выйдете с пустыми руками, ваши головыостанутся на плечах.

Голос за дверью сказал насмешливо:

— Зато ремней из спины нарежешь вдоволь, верно?

— Зачем? — ответил Фарамунд весело. — Ты ещене понял? Это моя крепость. Ты и твои люди, как я понял, наемники. Можешь за туже плату служить мне. Даже могу предложить чуть больше, так как мне не пришлосьтратиться на постройку крепости!

За дверью было тихо, потом послышались голоса. Фарамундпостоял, крикнул:

— Когда решите, дайте знать. Я приду.

Он повернулся, отошел на три шага, как из-за двери тот жеголос закричал:

— Эй, постой! Мы слыхали, что ты всегда слово держишь.Мы выходим.

Громыхало толкнул Вехульда в бок:

— Вот что значит репутация!

— Да, — согласился Вехульд. — ради ееподдержания можно иногда и на неудобства...

Первым вышел коренастый человек в кожаных латах с множествомметаллических нашивок, в шлеме, с коротким мечом в руке. Меч он сразуотшвырнул, сделал два шага вперед и остановился. Глаза его с ожиданиемуставились на Фарамунда. За ним начали выходить его люди, мечи швыряли в общуюкучу.

— Мы честно выполняли долг, — сказал вожакнаемников, словно оправдываясь. — Но как он ухитрился погибнуть раньшенас?.. Я считаю, что мы не запятнаем свою честь, сложив оружие, ибо служитьбольше некому.

— Некому, — подтвердил Фарамунд. — Погибли дажеего дети!.. Запомни, где твой меч. Как только принесешь клятву верности, сразуже возьми. Мужчина без меча на поясе, что голый.

Громыхало и Вехульд засмеялись, даже на лицах сдавшихсяпоявились неуверенные улыбки. Вожак наемников сказал четко:

— Тогда я готов принести ее прямо сейчас. Я тоже нелюблю быть голым.

Из главного здания трупы вынесли в первую очередь, опасаясьгнева нового хозяина. Когда Фарамунд поднялся в личные покои Лаурса, тамторопливо смывали со стен и пола кровавые пятна, но меч он держал наготове.

Вехульд двигался следом, хищный и настороженный. На лицемолодого воина читалась готовность броситься под нож, закрыть вождя грудью отвыпущенной стрелы

Комната, где спал Лаурс, была широкая, как скотный двор.Кроме необъятного ложа, вдоль стены выстроились сундуки. Под лучом света изокошка широкий стол, три стула, две широкие лавки, бочка с водой, три парысапог...

Фарамунд кивнул Вехульду на сундуки, сам через узкую прорезьокна осмотрел двор. Расположено удачно, хотя он отнес бы ворота подальше, аконюшню и сараи соединил бы одной общей крышей. Удобнее перебегатьнезамеченными, лучше держать оборону...

За спиной послышался изумленный вскрик. Вехульд сбивалзамки, поднимал крышки и шел дальше, но у четвертого сундука замер. Фарамундприблизился, ожидая увидеть драгоценности, но в сундуке сиял как солнцевеликолепный шлем.

Он ухватил обеими руками эту чудесную вещь, вертел передглазами, не мог насытиться, а в груди тревожно и сладко ныло. Этот шлем можнопрямо на голову, не поддевая тряпочную шапку: вся внутренняя сторона умелопокрыта толстым слоем удивительно мягкой кожи, края красиво и ровно загнуты, аголовки медных гвоздиков расплющены так, что кажутся золотыми звездочками.Спереди шлем опускается до надбровных дуг, по бокам ниже ушей, а оттудакрасивыми мужественными уступами выдается вперед, защищая щеки.

Более того, со лба опускается широкая пластина из закаленнойстали, защищая нос. Открыты только глаза и подбородок, но вот этот широкийремень, что свисает со шлема, судя по всему, охватывает как раз подбородок, такчто шлем не сбить с головы умелым ударом. А сам ремень широк и покрытметаллическими пластинками, что наползают одна на другую как чешуйки крупнойрыбы...

— Это еще не все, — сказал благоговейно Вехульд.Он вытащил из сундука и подал Фарамунду блистающий панцирь.

Сердце Фарамунда часто-часто стучало. Он не верил, что такоечудо могут выковать руки человека. Панцирь из двух половин, но застежкинастолько малы, что в зазор не просунуть и лезвие ножа. И хотя обе половинкипанциря покрыты золотом, что сейчас под солнечным лучом засверкало простонестерпимо, Фарамунд чувствовал под позолотой несокрушимую прочностьзакаленного железа.