Куда они идут, она не понимала. Данила каждый вечер что-тоговорил о святыне, рассказывал, почему она так важна для них, и все согласнокивали. Девушка тоже кивала, но не понимала ни слова. Зато она понимала, какважно сейчас для нее притворяться, стараться слиться с остальными в единуюмассу Безымянных. Она отчетливо ощущала, насколько отличается от них, но впоследнее время, когда тихонько, про себя, повторяла, словно молитву, свое имя,ей казалось, что она его придумала. И нет такой девушки с красивым именемЭлина, а есть только Безымянная, которую ждет испытание. Вот что пугало еебольше всего.

А еще – люди. Когда она наконец поняла, что они простосумасшедшие, то начала бояться их всех. Панически, до дрожи в ногах. Онауговаривала себя, как маленькую, но ничего не помогало до тех пор, пока они невошли в лес. В лесу она почувствовала себя гораздо спокойнее.

С обострившейся интуицией она понимала: люди вокруг нееопасаются темноты, опасаются шума деревьев, ночных шорохов. А для нее,совершенно городской девочки, лес был союзником. Его она не боялась. Пару разей казалось, что она может убежать и спрятаться в спасительной чаще, но заспиной неотступно следовали «охранники». Девушка понимала, что если онапредпримет хоть одну попытку, то будет лежать под тонким слоем земли – так же,как несчастная Вера, которую они даже не потрудились как следует закопать. «Аможет, меня и так закопают, – размышляла она, ковыляя по лесной дорогеследом за приземистым, толстым безымянным. – Я буду лежать и слушатьдеревья. Это будет счастье». У нее даже мелькала мысль спровоцировать своихдвух «охранников», чтобы они уже наконец убили ее и она перестала мучиться. Ноостатки здравого смысла говорили о том, что она может сбежать, что они скородойдут до какой-то деревни, а там будут люди, нормальные люди, к которым онаобратится за помощью.

До деревни оставалось меньше трех часов пути, когда Данила,пропустив цепочку безымянных вперед, подозвал одного из «охранников» девушки.

– Слушаю, Учитель, – покорно опустил голову тот,приблизившись.

Данила внимательно посмотрел на мужчину. Мелькнуло сомнениеи ушло. Нет, этот полностью прошел предыдущие испытания и достойно пройдетновое.

– Безымянный, ты знаешь, какая миссия возложена на тебясейчас, – веско проговорил Данила.

«Охранник» в ответ только ниже склонил голову.

– Безымянная – ты знаешь, о ком я говорю, –попробует помешать нашему Пути. Полагаю, что в Шатонино.

– У нее не получится, – глухо заметил мужчина.

– Хорошо. Я полагаюсь на тебя. Слушай Господа.

– Слушай Господа.

Данила занял свое место во главе паломников, а «охранник»переместился поближе к девушке, сильно прихрамывающей на правую ногу.

– Послушай меня, Безымянная, – позвал он черезнекоторое время.

Девушка обернулась и удивленно взглянула на него. Егопоразило, насколько изменилось ее лицо за последние дни – заплыли и покраснелиглаза, а на коже проявились красные прожилки.

– Ты хромаешь, – без выражения заметил он. –Я помогу тебе перевязать обувь. Сними.

Девушка заколебалась, но через несколько секунд кивнула,свернула на обочину дороги и тяжело опустилась в мох. Она стащила с себякроссовки, и мужчина обратил внимание, что даже такое простое действие далосьей с трудом. Махнув рукой второму «охраннику», обернувшемуся к ним, он достализ кармана плаща несколько шнурков разной длины и ловко примотал подошву.Старые нитки, надерганные девушкой из одежды, он выкинул за плечо. Примеривобувь, она поняла, насколько легче ей будет теперь идти, и в порывеблагодарности негромко сказала:

– Спасибо тебе большое. Как тебя зовут?

Мужчина взглянул на нее с изумлением и негодованием, но онаповторила:

– Как тебя зовут? Я хочу знать, кого мне благодарить. Ине говори, что Господа, – ему я и так скажу спасибо.

– Василий, – тихо сказал мужчина.

И девушка, кивнув головой, повторила:

– Василий. Спасибо тебе, Василий.

«Охранник» хотел, кажется, что-то сказать, но передумал ибыстрыми шагами пошел догонять ушедших далеко вперед паломников. Девушка,постояв секунду, последовала за ним. Теперь она знала, что не одна такая –остальные тоже хотят быть с именами, что Данила не всех подчинил себе. У нееесть союзник! Василий. Какое чудесное, хорошее имя! И нога стала болеть гораздоменьше… «Господи, – сказала она про себя, – спасибо тебе за всехдобрых людей, которые рождаются на свет. Таких, как, например, Василий. Храниих, Господи».

Вечером, когда быстро и сноровисто ставили палатки, тот,кого она сочла своим союзником, искоса поглядывал на девушку. Та казаласьповеселевшей. «Правильно Учитель говорил, – подумал мужчина, –дьявольское есть в любом, особенно в том, от кого этого не ожидаешь. А значит,нельзя верить никому, кроме Господа и Учителя. Конечно, ее стоило бы убратьпрямо сейчас, чтобы она не смущала остальных, не таких крепких духом. С другойстороны, она для чего-то нужна Учителю, а Учитель всегда знает, что делать.Хорошо, что я починил ей обувь, – не то у меня оставались бы сомнения, атеперь их нет».

Мужчина вспомнил соседского кота Ваську, которого он задушилкак-то ночью, будучи еще подростком, приманив поганую орущую тварь кускомсвежей рыбы, и на лице его появилась слабая улыбка. Заметив ее, девушкаулыбнулась ему в ответ. И первую ночь после произошедшего на сеновале она спалабез кошмаров.

Эдик подошел к комнате матери и остановился. Зачем он ейпонадобился? Хотя понятно зачем – убили Илону, да еще так ужасно, и теперь мамахочет обсудить с ним, что делать дальше. Но ведь она уже предприняла всевозможные меры. И наняла детектива, похожего на дважды увеличенного вширь ивверх Депардье, и распорядилась установить камеры. Утром долго беседовала очем-то с Мальчиком Жорой – при мысли об этом жалком существе Эдик поморщился –и после отправила его с секретным поручением неизвестно куда, так что Жора досих пор не вернулся. Вообще-то, говоря откровенно, Эдик был только рад, что отнего не требуется ничего решать, никуда ехать и предпринимать какие-то, на еговзгляд, бессмысленные, а то и опасные действия. Не то чтобы он был трусом…Просто привык за свою жизнь, что всеми серьезными делами занимается мама. Икак-то отучился действовать сам. Во всяком случае если это не затрагивалонапрямую его интересов. А сейчас его единственным интересом была Наташа –сокровище, свалившееся на него неизвестно за что. Вспомнив о жене, Эдиквыпрямил сутулую спину и пригладил волосы. Затем постучал в дверь матери ивошел.

Евгения Генриховна сидела за столом, разбирая бумаги, и весьинтерьер вокруг нее словно говорил о занятости и солидности. На окне стояли ввысокой вазе три огромные белые каллы, похожие на лебедей, превратившихся вцветы, и Эдику пришло в голову, что никакого траура по Илоне в доме нет. Он не любилдевушку, искренне не понимал, зачем мать держит ее при себе, но сейчас емуподумалось, что ее смерть заслуживает какого-то внимания с их стороны.