Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вернусь в день отъезда в Дувр.
Она резко повернулась лицом к нему и повторила:
– Хорошо. Можете идти.
Тело Сент-Джона отреагировало раньше, чем сознание успело его остановить. Он схватил ее за руку и притянул к себе, а затем прильнул к ее губам.
Она без колебаний открылась ему, и он взял то, что она предлагала, погружаясь в глубину жаркого мягкого рта, и оторвался от нее, только чтобы глотнуть воздуха. Он смотрел в ее полуприкрытые глаза, тяжело дыша, в ярости на себя за то, что сделал именно то, чего всего несколько минут назад поклялся себе никогда больше не делать.
– Ты должна знать, что твое дерзкое, вздорное поведение не злит меня, Марианна, – произнес он голосом, охрипшим от желания. – Оно лишь заставляет меня хотеть тебя еще сильнее.
Он снова крепко поцеловал ее, чтобы подчеркнуть свои слова, и вышел, оставив ее стоять в таком же ошеломлении, какое испытывал сам.
Глава 15
После бурных ласк в гримерной Сент-Джону хотелось оказаться как можно дальше от Марианны Симпсон. Как бы сильно ни старался выбросить из памяти воспоминания о ее поцелуях и теплом теле, перестать думать о ней он не мог.
Конечно, можно нанести визит к любовнице – леди Аланне Гэларт, страстной, чувственной вдове, с которой он встречался вот уже два года, чтобы удовлетворить желание, – но при мысли оказаться в постели с одной женщиной, мечтая при этом о другой, во рту становилось кисло.
Он предпочел Аланне расстояние. Разумеется, расстояние не излечит его полностью от влечения к Марианне, но это лучше, чем проводить пять часов в день рядом с источником искушения.
Стонтон никогда раньше не покидал Англию так надолго, и список дел, обязательных к исполнению до отъезда, рос с каждым днем.
Первым пунктом в списке значился визит к тетушке Джулии и управляющему, Уильяму Тэлботу, которые жили в Вортаме, фамильной резиденции Стонтонов. Дома он, конечно, увидит и мать, а вот она вряд ли его заметит.
Тэлбот работал еще на отца Сент-Джона и знал обо всех его восьми имениях столько же, сколько сам герцог.
Сначала он планировал сообщить Тэлботу то же, что и всем остальным: якобы уезжает в Северную Америку. Но, подумав хорошенько, решил, что Тэлбот – один из трех его служащих (кроме камердинера Фелпса и секретаря Джона Морланда), кто должен знать, куда он в действительности едет и зачем. В конце концов, это путешествие наверняка сопряжено с опасностями. Если он погибнет, Тэлботу придется принять меры, чтобы отыскать Бена, если это вообще возможно, или известить обо всем следующего в очереди на титул, кузена Уэндалла.
Зато его тетушке Джулии не нужно знать о его настоящих планах.
Сейчас, глядя на нее в последнее утро своего визита, он чувствовал странное стеснение в груди. Она была ему очень дорога.
Единственная сестра его отца, когда-то, до оспы, она была прелестна. Даже сейчас, на седьмом десятке, со следами болезни на лице, она все еще оставалась красивой. Но с тех пор, как в прошлом году до нее дошли вести о смерти Бенджамина, ее здоровье и внешний вид приобрели опасную хрупкость. Ей и так пришлось много страдать в жизни: смерть мужа, когда ей было всего двадцать три, два мертворожденных ребенка и выкидыш, смерть старшего брата, старшего племянника и младшей племянницы (девочки, носившей ее имя) от той самой болезни, которая оставила на ее лице отметины.
Нет, Син не мог добавить ей горестей и тревог, рассказав, что подвергает опасности свою жизнь, решив вступить в схватку с предателем, моральными принципами которого и наперсток не заполнить. Не хотел он ей пока рассказывать и о Бене, так как до конца не верил словам Стрикленда. Будет слишком жестоко зародить в ней надежду, чтобы потом ее уничтожить.
– Но, милый, как можно думать о поездке в Америку вот сейчас? – уже не в первый раз за прошедшие пять дней спрашивала леди Джулия, когда они сели завтракать в день его отъезда.
Нельзя сказать, что тетушка ела: скорее бесцельно макала кусочек сухого тоста в слабый чай.
– Пора съездить, тетя. Никто там не был со времен последней поездки отца в тысяча семьсот восемьдесят четвертом году, а с тех пор прошло уже столько лет…
Она отодвинула чашку с чаем и тост, который так и не съела.
– Я бы поела овсянки, – сказала она своему любимому лакею Чарлзу, который всегда находился рядом с ней.
– Сейчас принесу, миледи. – Чарлз поклонился и неслышно, благодаря войлочным туфлям, которые носили все домашние слуги, вышел из комнаты.
Сент-Джон поморщился. Если тетя захотела овсянки, это дурной знак.
– Америка – такое опасное место, мой мальчик, – взволнованно произнесла она, придвинула чашку обратно и принялась крутить в руках.
Это еще один дурной знак.
– Я видела статьи в газетах: там идет война, дорогой!
Сент-Джон накрыл ладонью ее ручки; косточки у нее были хрупкие, как у птички.
В мозгу вспыхнуло воспоминание – руки Марианны Симпсон. Не намного больше, чем тетины, но зато более сильные и умелые. Он ощущал эти руки на своем теле, эти пальцы впивались в его бедра…
Сент-Джон спохватился и прогнал непрошеный образ. Разумеется, ненадолго, но он будет стараться.
Вместо того чтобы предаваться мечтам о Марианне, он приложил все силы, чтобы успокоить тетушку, которую считал своей матерью, хотя настоящая мать до сих пор жила в восточном крыле дома, если можно назвать такое существование жизнью.
Он нежно сжал руку леди Джулии.
– Конфликт, который ты имеешь в виду, тетушка, происходит далеко на юге, на территории Флориды, а наши угодья находятся на северной границе с Нью-Брансуиком. Собственно, почти вся территория – это наша колония. Там войны нет и опасности тоже.
Леди Джулия поджала губы – он ее не убедил. После завтрака Сент-Джон возвращался в Лондон, и у нее оставалось всего несколько часов, чтобы предпринять новую атаку.
– Все будет хорошо, – пообещал племянник, похлопал ее по руке и отпустил.
Дверь в утреннюю столовую открылась, и вошел Келлер, служивший дворецким в Вортаме, еще когда Сент-Джон был мальчишкой. Он нес серебряный поднос.
– Это пришло для вас сегодня утром, ваша светлость.
– Спасибо.
Стонтон уже узнал изящный женский почерк на верхнем конверте и вздохнул. Аланна. Еще одно дело из его списка, и заняться им нужно до отъезда.
Под этим письмом лежали и