Если ты так уверен, то можешь попытаться сделать это прямо сейчас!

— Потому что это противоречит плану. Мы слишком долго терпели, чтобы позволить всему рухнуть. К тому же это будет не интересно. Ты не увидишь того, что я хочу тебе показать… А без этого всё это не имеет смысла. Я хочу увидеть страх на твоём лице. Страх и осознание, что никто не сможет тебе помочь. Никто, включая твоего дурака-камердинера…

Он посмотрел мне за спину. Я обернулся. Из особняка осторожной крадущейся походкой выходил обвешанный боевыми артефактами Альфред. Камердинер использовал маскировочный артефакт, и разглядеть его на темнеющей улице было не просто.

Он был не один. С крыши было отлично видно, как по примыкающим к дому переулкам двигаются люди Борзова, а на соседней улице припарковалась пара оборудованных излучателями машин. Кажется, Альфред решил привлечь всех, до кого только смог дотянуться.

План и в самом деле был рабочий. Артефактов и опыта у нас было достаточно. В людях мы тоже не нуждались. Всё вполне могло бы получиться, столкнись мы с другим противником.

Но, увы, всё вышло так, как вышло.

Когда я снова повернулся к Воробью, его уже не было.

Сожри меня дракон! А ведь он был так близок!

— Господин! Господин, мы готовы к атаке! Где он?

Альфред возник у меня за спиной. Я вздрогнул. Вроде он только что стоял внизу, и уже здесь. Какая скорость!

— Ушёл.

— Недалеко! — хищно оскалился камердинер. — Я могу отдать приказ, и его перехватят. Он не мог далеко уйти!

— Нам не хватит людей…

— Хватит! Я оповестил всех, кого мог. Скоро прибудут верные мне люди. Не удалось связаться только с госпожой Анастасией — она не ответила на мой вызов…

— Нет, не надо. Он умеет становиться невидимым. Людям Борзова, да и никому другому не удастся его найти. Зато…

Я не сумел сдержать улыбки.

— Господин, прошу прощения, но почему вы улыбаетесь?

— Почему? О, Альфред, очень просто. Я поставил на него жучок…

Я прикрыл глаза. На меня тут же нахлынула волна мыслеобразов. Холодный ветер, лёгкий мороз на коже, мерные удары сердца. Всё работало как надо.

С самого начала я подозревал, что Воробей попытается провернуть нечто подобное. И я готовился, отдав Жижику приказание закрепиться на одежде Воробья. Теперь заговорщик нёс с собой не просто жучок, а частичку одного из самых верных моих союзников. И если всё пойдёт так, как я планировал, то скоро я узнаю, кто скрывается за Образом. Не может же он носить его целый день!

— Отлично придумано, господин! — Альфред уважительно склонил голову. — План, достойный истинного Оскуритова!

— А то!

Но толком обрадоваться я не успел. Транслируемые Жижиком мыслеобразы сменились болью. Она вспыхнула разом во всём теле. Стремительная и беспощадная.

Не удержавшись, я упал на колени.

В голове звучал голос Воробья.

— ГЛУПЫЙ ОСКУРИТ… НЕУЖЕЛИ ТЫ И В САМОМ ДЕЛЕ ДУМАЛ, ЧТО Я НЕ ЗАМЕЧУ ТВОЮ МЕРЗКУЮ КЛЯКСУ⁈

А затем на плечи опустилась тяжесть, и мир вокруг померк.

Интерлюдия 1

Разговор с Марком Оскуритовым вывел Воробья из равновесия. Столько усилий, столько попыток контролировать свои эмоции — и в итоге очередной срыв. А ведь этого стоило ожидать!

Как и жизни всех участников заговора, жизнь Воробья была разделена на две части. В одной из них, открытой всем, при встрече с Оскуритовым приходилось улыбаться и всячески его поддерживать. Но внутри… О, внутри у Воробья полыхал настоящий пожар ненависти! Убить Оскуритова сейчас, нарушить все клятвы верности, — это было единственное желание!

Но указания Пересмешника были чёткими и понятными. Марк Оскуритов, сам того не ведая, был полезен для их плана. Да, он раньше запланированного рассказал о них Императору. Но он сделал и много полезного. Без него они никогда не вышли бы на профессора Смирного и его изобретение. Их первоначальный план был куда проще, а с Изначальными Рунами он засиял новыми, более опасными красками.

А ещё он отвлёк от них ненужное внимание. Пока они очищали Чёрные дома, общественность и Дворец считали, что это делает Оскуритов. Когда они поняли, что ошибались, было уже поздно. Цель была достигнута.

За такую помощь Оскуритов мог получить невероятную награду — ему позволили бы жить при новом строе.

Воробей содрогнулся. Жить в новом чудесном мире, ощущать, что все мечты сбылись и при этом знать, что Оскурит по-прежнему жив и продолжает дышать… Это было бы величайшей мукой!

К счастью, Оскурит оказался слишком любопытен. Он совал нос куда не надо и узнал про Амалию и Дорохова. И он начал предпринимать действия! Привлёк своих тупорылых друзей. Пытался отслеживать Сорокина, забрался в дома и даже сфотографировал документы, способные разрушить всё, ради чего они так усердно работали.

Его действия нарушали план. Даже Пересмешник, насквозь логичный Пересмешник, готовый сохранить ему жизнь, понял, насколько серьёзную ошибку он мог совершить.

И поэтому Марку Оскуритову был вынесен смертный приговор.

Но, как и каждый приговор, его следовало приводить в исполнение неспеша. Наслаждаясь каждой деталью. Каждой морщинкой страдания на его лице. Каждым криком, что сорвётся с его бледных губ!

О да… Это должно быть незабываемо!

Главное — дотерпеть. Дотерпеть до того момента, когда они планировали. Не сорваться. И тогда то, о чём они так давно мечтали наконец-то станет реальностью!

Бдительность покинула увлёкшегося мечтами Воробья.

Дверь башни легко лязгнула, и он бесшумно скользнул под её уютную защиту. Их штаб, одно из самых безопасных мест Питера, здоровенная никому не нужная башня, торчащая посреди города. О ней все забыли. Все, кроме них. Долгий и упорный труд, множество вложенных денег и магии — и теперь она стала их тайной и неприступной крепостью.

Крепостью, что таила в себе величайшие тайны. Местом, где был создан план, способный изменить мир.

Слишком поздно стало понятно, что побыть в одиночестве не получится.

Воздух совсем рядом дрогнул, и рука Пересмешника сомкнулась на шее Воробья.

— Что ты творишь⁈

Пересмешник умел контролировать свои эмоции. Да, иногда они вырывались на волю, но в большинстве случаев он контролировал пожирающий его изнутри гнев, не позволяя ему вырваться наружу.

Вот и сейчас он был переполнен гневом. Гневом и злостью. Он жаждал смерти и разрушений. Настолько, что его глаза налились кровью, а руки тряслись.

Глядя на это, в голове Воробья запоздало возникли воспоминания о том памятном для Пересмешника эксперименте. Говорят, что тот, кто через него прошёл, больше никогда не станет прежним. Вместе с силой к нему пришло безумие…

Но голос Пересмешника был спокоен. Ровный и уверенный. И оттого ещё более пугающий.

— Я… Я ничего… — говорить с обхватывающими горло пальцами было тяжело, и голос Воробья запинался.

По телу побежала сила, но вырваться не получилось. Пересмешник был слишком силён.

Но сегодня он был милосерден. Пересмешник отпустил горло Воробья, и мягким движением опустился в кресло. Как бы ему ни хотелось дать гневу вырваться наружу, для этого было ещё не время.

— Марк Оскуритов. Зачем тебе понадобилось его видеть?

Дар побежал по телу Воробья, восстанавливая повреждённые ткани на шее и наполняя организм силой.

— Мне требовалось с ним поговорить. Увидеть его перед собой…

— Увидеть? — Брови Пересмешника удивлённо поползли вверх. — Зачем?

Воробья одолевали сомнения. Делиться с Пересмешником сокровенным — задача не из приятных. Но такова плата за необдуманный поступок.

— Это не то. Когда я притворяюсь, он видит лишь маску. Того человека, которого я изображаю. Но когда он видит перед собой Воробья, он всё понимает. Он знает, кто я на самом деле. Видеть это осознание в его глазах… Это ни с чем несравнимое удовольствие!

Воробей не сомневался — Пересмешник начнёт кричать или, что куда хуже, смеяться.

Но он отреагировал по-другому.

— Дитя… — Пересмешник покачал головой и с нежностью посмотрел на Воробья. — Такой глупый каприз! Глупый и очень наивный. Но я понимаю. В тебе говорит боль. Боль от того, что с тобой сделали. Это огромные жертвы и потери! Оскуритов тоже через многое прошёл и многое потерял. Его Род был уничтожен и обесчещен. Это сильная травма и большой стимул желать справедливости. Он мог бы стать одним из нас…

— Он сделал свой выбор! — Голос Воробья прозвучал чуть более грубо, чем должен был. — Ему было сделано предложение стать одним из нас, но он его отверг.

— Верно. Он сделал свой выбор. Также, как и ты.