Из вещей у Поклепа был с собой лишь небольшой рюкзак ибочонок с русалкой. Чтобы русалка не выпала, бочонок был плотно закупорен идаже украшен маскирующей этикеткой: «Сельдь атлантическая слабосол».Предполагалось, что этикетка обманет лопухоидов и они не захотят совать сюданос. То, что бочки в лопухоидном мире вообще не летают, завуч как-то не учел.

Великая Зуби, прежде почти не покидавшая Тибидохс, снепривычки взяла с собой столько чемоданов, что никак не могла разместитьих на своей парящей кровати с вертикальным взлетом и ужасно нервничала.

Прощание было кратким.

– Удачи! Мы постараемся вернуть вас как можно скорее! Я вамобещаю! – крикнула доцент Горгонова.

– И не забывайте готовиться к экзаменам! «Отложены» – незначит «отменены»! Как только мы обнаружим пропажу или новые запасы магии, вывернетесь! – напутствовал всех Сарданапал.

О троне Древнира он даже не намекнул. Напоследок академиквеско взглянул на Таню, словно подчеркивал, что тайна должна остаться тайной,даже если кто-то и забрался в неурочный час в шкаф.

Тарарах отмалчивался. Зато он столько раз обнял Таню, чтоедва не переломал ей все кости. Профессор Клопп в сторонке сморкался в своюкрысиную жилетку и крутил на животе ложку на цепочке. Либо он тоже страдал,либо потихоньку радовался, что все разъедутся.

– По пылесосам! – оглушительно рявкнул Поклеп,забираясь в огромное воронье гнездо, приспособленное им для полета.

Из экономии единственную нужную для срабатывания заклинанийискру выбросила из своего кольца Зубодериха.

– Тикалус плетутс! – воскликнули все хором.

Таня и Баб-Ягун предпочли бы Торопыгус угорелус, но Поклепзаявил, что все должны передвигаться группой, а тем, кто будет отделяться иулетать вперед, он лично не завидует. Как не завидует и тем, кто произнесетчто-нибудь, кроме тикалуса и Пилотуса камикадзиса (для скамеек, кроватей инеповоротливых экипажей).

Сразу после произнесения заклинания сотни пылесосов, швабр,ступ и музыкальных инструментов одновременно поднялись над драконбольным полем,на несколько мгновений зависли, а после, образовав нечто вроде журавлиногоклина, потянулись к незримому барьеру, отделявшему Буян от лопухоидного мира.

– Грааль Гардарика! – крикнула Зубодериха.

Полыхнули семь переплетающихся радуг. Магическая завесарасступилась. Ветер бросил им в лицо сероватую пену волн и колючие брызги. Онилетели над океаном.

Во время перелета ничего любопытного не произошло. Разве чтоГуня Гломов проглотил летучую рыбу, у Лизы Зализиной улетела кукушка, а Шурасикупал с пылесоса в океан и мирно отправился ко дну, но был выловлен ипринудительно просушен.

* * *

Тем же июньским вечером тетя Нинель и дядя Герман сидели надиване и нежно ворковали. Пипе, чтобы не мешала, дядя Герман одолжил свойятаган, и Пипа отправилась в комнату потрошить мягкие игрушки. Эту процедуруона называла «поиграть в секир-башку».

– Бедная девочка! Неудивительно, что она стала такаядерганая! – сочувственно сказала тетя Нинель. – Вообрази, Герман, вшколе им задали читать кошмарный роман. «Мертвые уши», что ли. Ты когда-нибудьслышал о таком?

– Скажи ей, что я разрешил его не читать. Не хватало еще,чтобы всякие гадости по ночам снились. Это же надо такое придумать – «Мертвыеуши»! Такое даже профессору Флянгу не по силам! – сказал дядя Герман.

Последнее время самый добрый депутат пил только красноевино, а ел исключительно бифштексы с кровью. Ни на что другое он простосмотреть не мог.

Но самая странная привязанность была у дяди Германа даже нек бифштексам, а к тем самым сапогам со шпорами. Он не снимал их даже ночью, акогда ходил по коридорам Думы, ужасно звенел шпорами. Завистники дяди Германадаже прозвали его «котом в сапогах».

Тетя Нинель залюбовалась своим мужем. Она нашла на диванеего тощую длань и положила себе на колено.

– Чья это маленькая ручка? – спросила она. Это была ихособенная семейная игра, начавшаяся задолго до появления Пипы.

– И ты еще спрашиваешь, чья это ручка? Германа Дурнева,почетного председателя В.А.М.П.И.Р.! – томно улыбаясь, отвечал самыйдобрый депутат.

Тетя Нинель расплылась от счастья.

– А чьи это маленькие ножки?

– Это ножки Германа Дурнева, председателя В.А.М.П.И.Р., аможет, и будущего президента. Я не говорил тебе? Самая добрая партия почтисогласилась поддержать мою кандидатуру. Мне намекнули: если все остальныедвадцать кандидатов откажутся, я автоматически останусь единственным! – неудержавшись, похвастался дядя Герман.

– А они откажутся? – усомнилась тетя Нинель.

– Естественно! Я их почти убедил! – сказал дядя Герман,слегка выдвигая глазные зубы.

– Ух ты, моя цацочка! Мой лев! – испытав внезапныйпорыв умиления, Дурнева схватила самого главного вампира в охапку и приняласьпокачивать его на коленях. Сердце тети Нинели всегда таяло, когда дядя Германпроявлял честолюбие.

Подпрыгивая на коленях у жены, самый добрый депутат воспарилв облаках блаженства.

– Ах, Германчик! Я так мечтаю, чтобы нас завоевалиамериканцы! Тогда бы я совсем не беспокоилась. Лучше тебя президента им ненайти! – целуя мужа в ухо, прошептала тетя Нинель.

Дурнев беспокойно зашевелился.

– Нинель! Мне почему-то не присылают моих регалий! –плаксиво пожаловался он, на минуту выглядывая из облаков.

– Кошмар! С чего бы это? – сказала тетя Нинель и,успокаивая мужа, принялась покачивать его вдвое быстрее.

Потомок графа Дракулы по-младенчески причмокнул губами изакрыл глазки. Он еще не знал, что нежиться ему осталось совсем недолго.

Задребезжал звонок.

– Ой, это Айседорка Котлеткина! Она собиралась посмотретьснимки с Пипочкиного первого дефиле! – воскликнула тетя Нинель.

Не глядя ни на телеэкран, ни в глазок, она бросилась к дверии открыла ее. В следующий миг оглушительный вопль тети Нинели разнесся по всемэтажам правительственного дома. На помощь к ней сразу кинулись дядя Герман сгантелей и Пипа с ятаганом. Они были уверены, что на квартиру напали бандиты.

– Мам, ты их держи, а я изрублю их в капусту! –воинственно попискивала Пипа, ничего не видевшая за широкой мамочкиной спиной.

Самый добрый депутат выглянул на площадку, охнул и уронилсебе на ступню гантелю. На площадке стояли Таня и Баб-Ягун. Таня некотороевремя прождала хоть каких-то приветствий. Думала, что ей буркнут «привет!» илидружески улыбнутся. Но Дурневы смотрели на нее, как на гадину.