Он подошел к площадке лестницы и крикнул что-то вниз. Черезминуту возвратился, держа в руках небольшой холст, который и водрузил на другойстул.

– Вот, – сказал он. – Церковь в Нормандии.

– Да, вижу. Примерно то же самое, – кивнул Томми. – Моя женаговорит, что в этом доме – на картине, что я вам принес, – никогда никто нежил. Теперь я понимаю, что она имела в виду. В этой церкви никогда не бывалослужбы, в нее никто не ходил и никогда не пойдет.

– Ваша жена, пожалуй, уловила настроение. Тихие, спокойныежилища, никаких следов человеческого присутствия. Он вообще редко писал людей.На пейзажах только изредка встречаются человеческие фигуры, как правило, ониотсутствуют. Мне кажется, это придает его произведениям своеобразноеочарование. Ощущение удаленности от мира. Он словно бы намеренно убирает изсвоих картин человека, подчеркивая тем самым мирный, безмятежный характерсельского пейзажа. Может быть, именно это и стало причиной его успеха. В нашидни слишком много повсюду людей и машин, слишком много шума на дорогах и вообщесуеты в жизни. А на его полотнах покой. Абсолютный покой. Природа, и толькоприрода.

– Да, это можно понять. А что вообще он был за человек?

– Я не знал его лично. Это все было до меня. О немотзывались как о человеке, довольном собой. Он был о себе как о художнике болеевысокого мнения, чем следовало. Важничал немножко. Но отличался добротой, всеего любили. И не прочь был приволокнуться за хорошенькой женщиной.

– Как вы думаете, где может находиться этот дом? Я полагаю,что в Англии.

– Я с вами согласен. Вы хотите, чтобы я это выяснил?

– А это возможно?

– Думаю, что лучше всего будет обратиться к его жене, точнеевдове. Он был женат на Эмме Уинг, она скульптор. Ее имя хорошо известно, хотяработ у нее не так уж много. Но то, что есть, – великолепно. Вы могли быпоехать к ней и расспросить. Она живет в Хэмпстеде. Могу дать вам адрес. Я впоследнее время много с ней переписывался по поводу выставки картин ее мужа,которую мы затеваем. Кроме того, у нас имеется несколько ее собственных работ.Я сейчас дам вам ее адрес.

Он подошел к письменному столу, открыл какой-то гроссбух,нацарапал несколько слов на карточке и протянул ее Томми.

– Вот, держите, – сказал он. – Не знаю, что у вас за тайны.Вы ведь всегда были загадочным человеком, Томми, не так ли? Мы бы судовольствием взяли на его выставку вашу картину. Прекрасный образчиктворчества Боскоуэна. Я вам напишу ближе к делу, напомню о такой возможности.

– Вам случайно не знакома некая миссис Ланкастер?

– Так сразу трудно вспомнить. А что, она художница иличто-нибудь в этом роде?

– Мне кажется, что нет. Это просто одна старушка, котораяпоследние несколько лет жила в доме для престарелых. Она некоторым образомсвязана с этой историей, поскольку картина в свое время принадлежала именно ей,а потом она подарила ее моей тетушке.

– К сожалению, это имя ничего мне не говорит. Все-таки вамследует повидаться с миссис Боскоуэн.

– А что она собой представляет?

– Она, как мне кажется, была много моложе своего мужа. Этовесьма незаурядная личность. – Он несколько раз кивнул, словно подтверждая своислова. – Да, весьма интересная особа. Да вы и сами в этом убедитесь.

Он взял картину, передал ее кому-то и велел распорядиться,чтобы ее снова завернули.

– Приятно, должно быть, иметь в своем распоряжении столькопомощников, – заметил Томми.

Он огляделся, только что обратив внимание на экспозицию взале.

– Что это у вас такое? – спросил он, содрогнувшись.

– Это Поль Ягеровский, талантливый молодой славянин.Говорят, что все это он создал под воздействием наркотиков. Он вам не нравится?

Взгляд Томми остановился на огромной сетке, она, казалось,опутывала зеленое поле, на котором были разбросаны уродливые пятна,долженствующие изображать коров.

– По правде говоря, не нравится.

– Несчастный филистер, – сказал Роберт. – Пойдемте поедим.

– К сожалению, не могу. К ленчу я должен быть в клубе, уменя свидание с одним доктором.

– Надеюсь, вы не больны?

– Да нет. Я совершенно здоров. Давление у меня такое, чтодоктора просто испытывают разочарование, когда его измеряют.

– Так зачем же вам доктор?

– Мне нужно с ним встретиться по поводу одного человека.Спасибо вам за помощь. Всего хорошего.

Томми поздоровался с доктором Мерреем, испытывая некотороелюбопытство. Он предполагал, что дело касается каких-то формальностей,связанных со смертью тетушки Ады, однако оставался в полном недоумении, почемудоктор ничего не объяснил по телефону.

– Боюсь, я немного опоздал, – сказал доктор Меррей, пожимаяТомми руку, – но сейчас такое движение, и к тому же я не очень хорошо знаю этотрайон. В этой части Лондона мне бывать не случалось.

– Очень жаль, что вам пришлось ехать в такую даль, – ответилТомми. – Можно было бы встретиться в более удобном месте.

– Значит, вы сейчас не слишком заняты?

– Нет, теперь я освободился. А всю прошлую неделю меня небыло дома.

– Да, я звонил, и мне сказали, что вы уехали.

Томми указал доктору Меррею на стул, предложил заказатьчто-нибудь перекусить, положил рядом с ним сигареты и спички. После того какони оба удобно устроились, доктор Меррей заговорил первым.

– Я уверен, что возбудил ваше любопытство, – начал он. –Дело в том, что, по правде сказать, у нас, в «Солнечных горах», творится что-тонеладное. Это сложное и запутанное дело, и к вам оно не имеет никакогоотношения. Я, в сущности, не имел права вас беспокоить, однако мы подумали, чтовдруг вам известно что-то такое, что может нам помочь.

– Разумеется, я сделаю все, что смогу. Это связано с моейтетушкой, мисс Фэншо?

– Впрямую – нет. Но косвенным образом она к этому причастна.Я ведь могу говорить с вами конфиденциально, мистер Бересфорд, не правда ли?

– Да, конечно.

– Дело в том, что я недавно разговаривал с одним из нашихобщих друзей. Он мне кое-что о вас рассказал. Насколько я понимаю, во времявойны вы исполняли некую весьма деликатную миссию.

– Ну, я не стал бы придавать этому серьезное значение, –уклончиво проговорил Томми.