Альберт отрицательно покачал головой.

– А как она себя вела? Была ли обрадована? Или взволнована,а может быть, огорчена или о чем-то беспокоилась?

Альберт отвечал мгновенно и без колебаний:

– Она чему-то радовалась, ее так и распирало.

– Словно терьер, который напал на след, – заметил Томми.

– Совершенно верно, сэр... вы же знаете, какая она бывает...

– Значит, что-то откопала. Интересно, что именно... – Томмизамолчал, пытаясь сообразить.

Она что-то обнаружила и, как он только что сказал Альберту,бросилась по следу, словно терьер, который почуял дичь. Позавчера онапозвонила, сообщая, что приедет. Почему же тогда не приехала? Вполне возможно,подумал Томми, что в этот самый момент она с кем-то разговаривает, пытаетсячто-то выпытать, выдумывает для этого всякие небылицы и так этим увлечена, чтоне может думать ни о чем другом!

Если она всерьез занялась расследованием, она страшноразозлится, если он, Томми, бросится в полицию и станет плакаться, что унего-де пропала жена. Он так и слышал, как Таппенс ему выговаривает: «Как тымог сделать такую глупость?! Я вполне способна сама о себе позаботиться. Порабы тебе это знать». (Но верно ли это? Действительно ли она способна о себепозаботиться?)

Никогда нельзя быть уверенным, куда заведет Таппенс еевоображение.

Может быть, она в опасности? Но пока в этом деле с миссисЛанкастер не было никаких признаков опасности. Если, конечно, не принимать врасчет того, что навоображала себе Таппенс.

Если он пойдет в полицию и заявит, что его жена не вернуласьдомой, как обещала... Да они просто будут сидеть и сочувственно на негосмотреть, посмеиваясь в душе, а потом станут осторожно и тактично расспрашиватьо том, есть ли у его жены друзья мужского пола!

– Я сам ее найду, – решительно заявил Томми. – Должна же онагде-то находиться. Понятия не имею где – на севере, юге, востоке или западе. Нокак же она могла не сказать, откуда звонит! Как это глупо с ее стороны!

– А может быть, ее похитили гангстеры?

– Полно, Альберт, не будьте ребенком. Пора бы повзрослеть ине думать о таких глупостях.

– Что вы собираетесь предпринять, сэр?

– Поеду в Лондон, – сказал Томми, взглянув на часы. –Сначала позавтракаю у себя в клубе с доктором Мерреем, который звонил мне вчеравечером, – он хочет со мной поговорить о каких-то делах, касающихся моейпокойной тетушки. А вдруг он подаст мне какую-нибудь полезную мысль? Ведь всяистория началась именно в «Солнечных горах». Кстати, захвачу с собой картину,которая висит у нас в спальне.

– Вы собираетесь отнести ее в Скотленд-Ярд?

– Нет, я ее отнесу на Бонд-стрит.

Томми выскочил из такси, заплатил шоферу и нагнулся ксиденью в салоне, чтобы взять кое-как запакованную картину. Неловко держа еепод мышкой, он вошел в «Нью-Атениан-Галлери» – одну из наиболее значительныхкартинных галерей в Лондоне.

Нельзя сказать, чтобы Томми был большим поклонникомживописи; он направил свои стопы в эту галерею просто потому, что там служилего приятель.

Слово «служил» было самым подходящим в данной ситуации,поскольку приглушенные голоса, приветливые улыбки и сочувственный интерессоздавали атмосферу церковного богослужения.

Встав со своего места, к нему тут же подошел молодой блондини, узнав его, приветственно улыбнулся.

– Здравствуйте, Томми, – сказал он. – Давно мы с вами невиделись. Что это вы нам принесли? Не может быть, чтобы вы занялись живописьюна старости лет. Многие в наше время этим грешат, только вот результаты, какправило, весьма плачевны.

– Не думаю, чтобы художественное творчество было сильнойстороной моей натуры, – отозвался Томми. – Хотя должен признаться, что недавноя прочитал книжицу, в которой простейшими словами объясняется, что дажепятилетний ребенок может легко научиться рисовать акварельными красками.

– Храни нас Бог, если вы действительно решите этим заняться.

– Сказать по правде, Роберт, я просто хочу обратиться к вамкак к эксперту по живописи. Хочу узнать ваше мнение вот об этом.

Роберт принял картину из рук Томми и ловко снял неряшливуюобертку, продемонстрировав недюжинный опыт в деле обращения с произведениямиискусства различных размеров, их упаковки и так далее. Он поставил картину настул, некоторое время внимательно разглядывал ее, а потом отошел на несколькошагов назад. После этого он обернулся к Томми.

– Ну и что, – сказал он, – что вы хотите узнать? Вы,наверное, хотите ее продать?

– Нет. Продавать я ее не собираюсь, Роберт. Я хочу о нейразузнать. Для начала хочу узнать, кто автор этой картины.

– Между тем, – заметил Роберт, – если бы вы решили еепродать, то сейчас самое подходящее время. Вот лет десять назад это было бытрудно, а теперь Боскоуэн снова входит в моду.

– Боскоуэн? – Томми вопросительно посмотрел на приятеля. –Это фамилия художника? Я разглядел, что подпись начинается на Б, но всю фамилиюразобрать не смог.

– О, это Боскоуэн, никаких сомнений. Он был очень известенлет двадцать назад. Часто выставлялся, его хорошо раскупали. У него отличнаятехника письма. А потом, как это часто случается, вышел из моды до такойстепени, что невозможно было продать ни одной его картины. Но в последнее времямода на него возвратилась. На него, Суитчуорда и Фондаллу. Все они словновозродились.

– Боскоуэн, – повторил Томми.

– Б-о-с-к-о-у-э-н, – продиктовал Роберт по буквам.

– Он продолжает работать?

– Нет, он умер. Несколько лет назад. Ему было шестьдесятпять, когда он умер. Весьма плодовитый художник, причем очень многие егополотна сохранились. Мы подумываем о том, чтобы устроить выставку его работ.Планируем открыть ее месяцев через пять. Думаю, это будет достаточно прибыльноемероприятие. А почему вы им заинтересовались?

– Это долгая история. Как-нибудь я приглашу вас позавтракатьсо мной и тогда расскажу все с самого начала. Сложилась запутанная и достаточноидиотская ситуация. Мне только хотелось разузнать все, что возможно, оБоскоуэне и о доме, который изображен на картине, если вы случайно что-нибудь онем знаете.

– Что касается последнего, то сразу я ничего не могу вамсказать. Он часто писал подобные сюжеты. Небольшие сельские домики, обычнорасположенные уединенно; одинокая ферма, а рядом – корова, а то и две, иногдакрестьянская телега, но всегда где-то в отдалении. Спокойные сельские пейзажи.Все выписано очень тщательно, никаких грубых мазков, кажется, что это эмаль.Очень своеобразная техника, публике она нравилась. Писал он и во Франции,главным образом в Нормандии. Старинные церкви. У меня здесь есть одна картина,сейчас я вам ее покажу.