После ухода девушек Олимпия усадила Фриду в коляску иповезла к лифту. Она успела заметить, что Вероника опять накинула на спинупалантин, и в который раз мысленно благодарила свекровь, что та нашла выход изположения. По крайней мере больше никто не будет созерцать эту чертову бабочку.Хватит и тех, кто уже видел – скандал вышел нешуточный.

– Прости, Фрида, эту безобразную сцену, –проговорила сокрушенно Олимпия и вкатила коляску в лифт.

– Ты не виновата. Чонси Уокер все-таки поразительныйчеловек! Всякий раз удивляюсь, когда таких вижу. Живет, как в скорлупе, и невидит, что мир вокруг изменился.

– Это точно, – подтвердила Олимпия, в который разспрашивая себя, как она могла так ошибаться на его счет в молодости.

Они вошли в зал, приветствуемые дебютантками. Ряд девушек всветлых платьях казался бесконечно длинным, и Фрида с лучезарной улыбкойоглядывала нарядных и взволнованных дебютанток. Они с Олимпией старательнопожали все пятьдесят рук в белых перчатках. Девушки были очаровательны, но, помнению Олимпии, ее двойняшки затмили всех. В своих платьях – совершенно разных,но очень элегантных – они были неотразимы.

Они наконец отыскали свой столик. С лица Фриды не сходилагорделивая улыбка. Олимпия усадила ее в кресло и сама устроилась рядом.Приятель Джинни, Стив, уже был за столом. При виде дам он вежливо приподнялся ипредставился. Было видно, что он смущен. Олимпия держалась холодно, она немогла перебороть своей обиды за дочь.

Вскоре пришла еще одна пара – друзья Олимпии и Гарри, онапознакомила их с Фридой, а следом появились и Маргарет Вашингтон с мужем. Онаоставила свою мать в больнице с сиделкой.

На Маргарет было ослепительное платье из коричневого гипюра,почти одного тона с ее кожей. Компания подобралась приятная, все только иговорили о том, как замечательно смотрелись юные дебютантки в своих нарядах.

Минут через пять появились и Чонси с Фелицией. Олимпия сразузаметила, что количество выпитого начало сказываться на поведении бывшего мужа.И, к величайшему ее негодованию, Чонси изумленно уставился на Маргарет и еемужа, как если бы впервые в жизни видел афроамериканцев. Он не сказал ни слова,сердито зыркнул на Олимпию и сел. Можно было представить, что творилось в егодуше – мало того, что Олимпия притащила на бал старую еврейку, так ещепригласила и афроамериканскую пару! Чонси просто распирало возмущение. К тому жетатуировка дочери никак не выходила у него из головы.

Олимпия взглянула на него и усмехнулась. Маргаретвстретилась с ней взглядом и понимающе кивнула. Фрида, будто не замечая ничеговокруг, безмятежно улыбалась. Ей нравилось смотреть на людей, разглядыватьукрашения и вечерние наряды, любоваться прекрасными юными созданиями. Сам залказался ей сценой из сказки. Счастливый вид свекрови компенсировал Олимпии всенеприятности. И что бы ни думал сейчас Чонси, она знала, что поступилаправильно: Фрида в полной мере заслужила право присутствовать на этомторжестве!

Времена Чонси и ему подобных, их системы ценностей,обособленного существования их круга избранных давно миновали. И то, какпоступила Олимпия, в конечном итоге оказалось более правильным, чем решение Гаррибойкотировать бал. Оставшись дома, он фактически сделал то, чего и добивалисьлюди, подобные Чонси. Зато Олимпия впустила в этот зал реальный изменившийсямир – пожилую еврейскую женщину, пережившую Холокост, и блистательноготемнокожего адвоката, выросшего в Гарлеме. И это была позиция более действеннаяи достойная, чем позиция неучастия Гарри. Олимпия могла быть довольна собой.

Олимпия отвлеклась от своих мыслей, заметив, что к ней черезвесь зал направляется Чарли. Сердце ее тревожно забилось.

Все гости уже сидели за своими столами, а виновницыторжества удалились за кулисы и готовились к выходу, поправляя прически,макияж, туалеты.

Заиграл оркестр, родители и друзья дебютанток приглашались ктанцам. До начала выхода дебютанток оставались считаные минуты.

Чарли решительным шагом приблизился к матери и, к ееудивлению, пригласил на танец. Олимпия улыбнулась, тронутая до глубины души.Сын сделал это потому, что с ней не было Гарри. Он знал, насколько тяготит мамуобщество его отца – сначала накинулся на нее из-за татуировки, потом сталгрубить ее гостям. Чарли с удивлением отметил, что отец и Фелиция почему-то непригласили никого из своих друзей.

Чарли вывел Олимпию на середину зала, где уже танцевалинесколько пар, и повел ее в фокстроте.

– Ты знаешь, как я тобой горжусь? – Она сосчастливой улыбкой смотрела на своего первенца.

Фрида издалека любовалась парой. Олимпия красивая женщина, исын у нее – красивый и добрый мальчик. Чарли было восемь лет, когда Олимпия сГарри поженились, и он рос у Фриды на глазах. Мужал, превращался из мальчика вмужчину. Она, как и его мать, очень им гордилась.

– Мам, я тебя очень люблю, – тихо произнес Чарли,наклонившись к ней.

– Я тебя тоже, мой мальчик. Больше, чем ты себе можешьпредставить! Какие у нас сегодня девочки красивые, правда?

Чарли кивнул, и они продолжили танец. Олимпия уже непомнила, когда в последний раз танцевала с сыном. Сейчас она была поражена тем,насколько он стал внешне похож на своего отца. Но человеком он, к счастью, былсовсем другим – и добрым, и порядочным.

– Сегодня здесь столько красавиц! Самое время искатьдевушку своей мечты, – поддразнила Олимпия сына.

На самом деле она так не считала. Вряд ли кто-нибудь из этихизбалованных красавиц смог бы составить счастье ее сына. С этими людьми интереснопровести один вечер – для разнообразия, но в каком-то смысле они – реликвия,пережиток прошлого, как ее бывший муж. А для Чарли она желала другую избранницу– умную, современную и добрую.

Чарли улыбнулся:

– Мам, я понимаю, это не лучшее место для подобныхпризнаний, да и время, наверное, неудачное… Но я давно хотел тебе кое-чтосказать.

– Если скажешь, что у тебя на груди татуировка в видечерепа с костями, я тебя выпорю!

Он рассмеялся и покачал головой, потом улыбка исчезла с еголица, и он сказал серьезно:

– Нет, мам. Дело в том, что я голубой.

Чарли, не глядя на мать, продолжал танец. Олимпиявнимательно посмотрела на сына. Чарли почувствовал, как дрогнула рука матери, инапрягся.

Вот какой груз давил на сына, вот откуда его печаль и еестрахи. Ну что ж, теперь она знает…

Олимпия долго молчала, потом притянула сына к себе ипоцеловала.

– Я тебя люблю, мой мальчик! Спасибо, что ты мнесказал. Спасибо, что доверяешь мне.

Чарли был потрясен реакцией матери – ее мужеством ивыдержкой. Потрясен и благодарен. Его мама – удивительная женщина!