а, напротив, поддался ей. Его глаза видели лишь далекий свет, похожий на мигание крохотного карманного фонарика. Блеклые лучики едва касались оцепеневших пальцев на протянутой руке Ивана, они, точно карманные бритвы, проскальзывали по коже и иногда пускали кровь. Мальчик не умел плавать и плохо представлял, что значит тонуть.

Улита, заметив, что ее друг не показывается на поверхности, сначала разозлилась, посчитав это неудачной шуткой, но потом вспомнила, что Иван когда-то сказал ей о своей слабости: в воде он был чудовищно неуклюж и почти беспомощен. Девочка в ужасе стала звать Ивана, но он так и не вынырнул… На мгновение над водой показалась мокрая прядь его волос. Улита подгребла ближе и чудом нащупала в озерной мути голову друга. Она тут же вцепилась в нее обеими руками и с силой рванулась к берегу. Мальчик не сопротивлялся. Он обмяк, точно тяжелый мешок с картошкой, и покорно принимал помощь. Его сознание было уже далеко, там, где нет боли и страха, где всегда лето.

Иван очнулся на берегу, когда Улита выволокла его на песок и, перевернув на бок, сделала ему искусственное дыхание. Легкие у девчонки были хоть куда — два водолазных баллона, всегда готовых к нагрузкам. Она быстро справилась с мальчишкой и, нащупав пульс на его холодной мокрой шее, упала на песок, раскинув руки и ноги. Улита облегченно вздохнула и зажмурилась от яркого весеннего солнца. Она бы не пережила, если бы Иван из-за нее умер, ведь он был ее самым настоящим другом! Первым, что произнес мальчик, когда очнулся, было: «Улита, ты самая гадкая девочка на свете». Она расценила это как высшую благодарность за столь благородное спасение его головы. Улита и представить не могла, что Иван совсем не умел плавать. «В чем же он тогда хорош?» — думала она, лежа на озерном песке и наблюдая за другом.

Через некоторое время мальчик окончательно оклемался. Он не спрашивал, почему Улита сделала ему подсечку, а затем вытянула его, полумертвого, на берег. Видимо, это было частью одной из ее глупых игр. Иван не понимал шуток. Любой юмор был для него чем-то недосягаемым и странным, поэтому, если бы эта проделка была одной большой шоу-программой девчонки, он бы все равно не понял. Жив — значит, можно двигаться дальше. Из камыша показались сначала рыжие остроугольные уши, а затем и мордочка немного шире лисьей. Циля. Собака прибежала из хижины, на пороге которой курил Владимир, проскользнув на улицу между его ногами. Она искала маленького хозяина, чтобы облизать его нос и прыгнуть в его крепкие объятия.

Собака кинулась прямо на грудь мальчику, вдавив его в рыхлую землю своим весом. Напористости лайке было не занимать. Она яростно вылизывала шершавым языком мокрое лицо Ивана, подрагивая всем телом от переполнявшей ее радости. Мальчик, только что спасенный от смерти под толщей воды, заулыбался. Солнечный диск перевернулся на бок и озарил своим светом его дрожащие руки, крепко сжимавшие шерсть на шее собаки. Иван погладил питомицу по покатому лбу и, уворачиваясь от ее поцелуев, уселся на земле. Он посмотрел на Улиту как-то странно, так что девочка часто заморгала и отвела взгляд. Иван показался ей слишком уж внимательным. Мальчик излучал то самое июльское тепло и доброту, так контрастировавшие с его обычной холодностью и отчуждением. «А все-таки спасибо тебе, Улита. Не такая уж ты и противная…» — думал он, улыбаясь собственным мыслям.

— Можешь научить меня плавать?

Девчонка сделала резкий разворот плечом в сторону Ивана, совершенно опешив от такой прямоты. Она впервые слышала от него столь четко поставленную просьбу. Ранее он не решался на что-либо подобное, вел себя скромнее, чем детеныш лани, едва появившийся на свет. Девчонка расцвела, ее ехидная улыбочка растянулась до ушей. Улита почувствовала себя опытным старцем-наставником, к которому обращаются за советом. Она тут же протянула мальчишке руку и с уверенностью олимпийского чемпиона предложила ему следовать за ней. Иван принял ее приглашение и с легкостью поднялся с песка, опираясь на плечо подруги. Они подошли к воде. Иван засомневался, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на Улиту, но решимость девочки не позволила ему запаниковать. Она зашла в озеро по пояс и жестом приказала другу подойти ближе. Иван, все еще нерешительно и опасливо ступавший по илистому холодному дну, двигался очень медленно. Его поторопила Циля. Бесстрашная собака с разбега запрыгнула в воду и прильнула к боку хозяина. Она ни на шаг не оставляла маленького человека, уверенно проводя его к девчонке, которая пахла рыбой и водорослями. Улита нравилась рыжей лайке. Она всегда чесала собаку за ушами, когда они встречались на деревенских улицах. Хотя Циля уже не доставала лапами до дна, она все равно продолжала плыть к девочке, которая звала ее хозяина. Среди потока слов, значения которых она не понимала, выделялось одно: «Ко мне». Многие поколения таких же собак, как и сама Циля, бросали все свои занятия и отвечали на зов хозяина. Он мог звучать по-другому в силу менявшегося языка и диалектов, однако значение всегда оставалось прежним: ты мне нужен, мой звериный товарищ, помоги мне. Циля бессознательно всем телом откликалась на этот призыв, все сильнее работая лапами. Иван не заметил, как уже неуклюже плыл, одной рукой придерживаясь за холку питомицы, а другой барахтаясь под водой. Улита упиралась ладонями под живот мальчишки, тем самым подталкивая его к поверхности. Она нащупала ногами обросший водорослями булыжник и удерживалась на нем, цепляясь пальцами за его острые выступы. Она сохраняла сосредоточенный вид, не сводя глаз с неловкого подопечного. Иван то и дело притапливал собаку, налегая на ее шею, но быстро отпускал Цилю, получая по груди девчачьим коленом. Улита начала плавать раньше, чем ходить. Если бы ее увидели люди, жившие в таежных краях несколько сотен лет назад, то они наверняка назвали бы ее русалкой. Девчонка от природы обладала особым чутьем, связанным с пониманием водной среды, будь то рыбалка или управление отцовской моторной лодкой — все это давалось ей легко. В том возрасте, когда деревенские девчонки собирали яблоки и играли в куклы, Улита помогала отцу устанавливать сети и была незаменимым товарищем на рыбалке. Леска в ее руках превращалась в прядильную паучью нить, а блестящий крючок скакал меж пальцев, точно веретено у ткачихи. С Иваном она справлялась так же ловко. Мальчик больше не барахтался в воде как грузный шмель, угодивший на середину озера. Теперь он был больше похож на юную чайку, едва оперившуюся, но очень старательную и важную.