поэтов. Сережина Верочка умела поддержать беседу на любую тему, особенно если она касалась живописи. Она всегда хорошо рисовала, даже когда-то, до замужества, брала уроки у Константина Маковского. Она мечтала поступить в Академию художеств, но теперь в связи с положением, решено было это отложить на будущий год.

В отличии от отца, Сергей, как и большинство его друзей и коллег, считали, что трудности в стране временные. Они верили, если либеральное правительство выстоит, все постепенно наладится.

Братья с удовольствием бывали у Сережи, когда возникала такая оказия. Заезжали Гуля с семьей и Петя. Когда Коля был в отпуске, он оставил у Сергея кое-какие офицерские вещи перед тем, как снова уехать на фронт. Офицерам в Петрограде становилось все более небезопасно появляться на улицах, поэтому предпочтительнее было переодеваться в штатское. Коля был без супруги. Сережа с Верой постеснялись расспрашивать, решили, что расскажет сам, когда захочет. Довольно часто забегал Саша, но Зою он тоже с собой никогда не брал. Молодой человек понимал, что между его девушкой и братом – пропасть. Она посчитала бы Сержа буржуем и либеральным фразером, а тот испугался бы ее фанатичности. Шура и сам иногда предпочитал промолчать, чтоб не вызвать гнев своей кумачовой амазонки. Лишь с Мариэттой братья пока не общались. Сережа не мог ей простить безрассудное, как ему казалось, замужество и то, что она скрыла от них факт венчания.

VIII

Григорий Григорьевич собрался уехать из клокочущего страстями Петрограда. Степан Петрович с Варварой Сергеевной и сыном уже отбыли в Финляндию, подальше от умывающейся кровью столицы. Елисеев же решил переждать смутное время в солнечном Кисловодске, куда бежала большая часть аристократии, финансистов, крупных дельцов. Столичные ужасы обошли курортный город стороной. Григорий вначале хотел отправиться в Привольное, но счел, безопаснее схорониться в компании других беглых богачей, чем быть слишком заметным бельмом в своем любимом селе.

Гриша пытался уговорить ехать и Кобылина. Но тот не хотел бросать предприятие. Кроме того, он не мог оставить пожилых родителей, которые долгую дорогу не вынесли бы. Григорий подозревал, что не только старики и магазины держат Александра Михайловича в Петрограде. Но лезть в душу к компаньону не стал. Надеялся, рано или поздно тот все же передумает и присоединится к ним.

Пока Вера Федоровна упаковывала самые ценные вещи, Григорий отправил гувернантку с запиской к дочери. Он просил Мариэтту срочно явиться к нему для важного разговора. Елисеев не стал даже пытаться уговорить сыновей ехать с ним, его идею однозначно отвергли бы. А вот дочь он твердо вознамерился убедить.

– С каждым днем здесь становится опаснее! Нужно срочно уезжать, – отец попытался забыть все свои обиды, наступил на горло собственной гордости и первым сделал шаг на встречу.

– Исключено! Я останусь ждать мужа, – отрезала дочь.

– Как только здесь все успокоится, сразу же вернешься.

– Нет, я не могу. Как же он приедет, а меня нет?

– Обещаю, когда твой супруг вернется, я не стану тебя держать… В конце концов, тогда обязанность заботиться о тебе перейдет к нему.

– Я уже не ребенок и сама в состоянии о себе позаботиться! – заявила семнадцатилетняя девочка. Как же детям хочется поскорее стать взрослыми. Они еще не знают, что взрослая жизнь полна горестей и разочарований, иначе мечтали бы об этом не так страстно.

– Мариэтта, оставим споры! Пусть ты взрослая и самостоятельная! Я бы сказал, сумасбродка! Вся в мать! Но сейчас не об этом. Будешь такой же взрослой и независимой в Кисловодске. Я сниму тебе отдельную дачу, если пожелаешь!

– Ты не хочешь меня понять!

– Это ты меня пойми! Я не могу тебя оставить! Если с тобой что-то случится, я себе не прощу!

– Мариэтточка, послушай отца, – мягко вступила Вера Федоровна: – Переждём беспорядки там. Как только бесчинства здесь прекратятся, сразу же приедем назад!

Голос Веры Федоровны успокаивал и обволакивал собеседников. Казалось, она могла загипнотизировать и убедить кого угодно.

– В конце концов, ты же можешь написать Глебу, чтобы он ехал сразу в Кисловодск, – продолжала мачеха.

Григорий Григорьевич скривился. Вот уж кого бы он не хотел там видеть, это наглого юнца, вскружившего голову его малютке. Мариэтта сразу уловила эмоции отца.

– Grand merci, однако, вынуждена отклонить ваше предложение! Я остаюсь!

– Хорошо-хорошо, пусть он тоже едет в Кисловодск! – дал попятную Елисеев.

– Когда мой супруг вернется, я поговорю с ним, – девушка выделила «мой супруг». Очевидно, ей было приятно произносить это: – Обещаю. И, если он согласится, мы приедем к вам вместе.

– Лишь бы не было слишком поздно. Поезда уже ходят с перебоями… Но мы непременно будем вас ждать! Двоих!

При последних словах отца Мариэтта растаяла. Впервые за несколько лет она подошла к нему и обняла. От Григория Григорьевича, как всегда, пахло роскошью – дорогим парфюмом, коньяком с древесными нотками и сигарами с шоколадным оттенком. Она любила этот запах, который знала с детства. Он дарил ей ощущение спокойствия и защищенности. Елисеев едва сдержал слезы. Между ними, наконец, начал выстраиваться хрупкий мостик взаимопонимания. Если дочь так любит этого мальчишку, дьявол с ним, путь тоже едет. Лишь бы Мариэтту привез!

К концу недели Григорий Григорьевич с Верой Федоровной отправились в путь. Удалось добыть билеты на поезд, который по дороге несколько раз брали на абордаж абсолютно распоясавшиеся солдаты, демонстративно харкающие и сморкающиеся в вагоне первого класса. Самое страшное, они приставали к редким офицерам и прилично одетым людям. Несколько пассажиров вытащили из поезда на одной из станций. Что стало с теми беднягами, одному Богу известно. К счастью, Елисеевы благоразумно надели самые скромные одежды. Они старательно прятали свои ухоженные руки и лица в тряпье, чтобы не вызвать к себе интерес бандитствующих защитников отечества. Страх не отпускал их в течение всей поездки, пока они, наконец, не прибыли к месту назначения. Гриша очень живо представил, что его племянница, отправившись на кумысолечение, вполне могла вступиться за кого-то. Она была человеком честным, смелым и принципиальным. За что, вероятно, и поплатилась. Революции таких не щадят.

IX

В безнадежный северный город пришла промозглая, тоской пробирающая до костей осень.

После провала Корнилова косяки большевиков снова потянулись в столицу. В двадцатых числах октября Клим вновь появился на Глашином горизонте.

– В ближайшие дни скажись больной и на работу не ходи. На улицу вообще не показывайся. Будет жарко!

– Ты хоть знаешь, сколько желающих на мое место? Я не могу. Чем же я буду семью кормить?

– Вот дуреха! А ежели пристрелют тебя, будет кому семью кормить? На, – он сунул Глафире вещмешок, в котором