не стал дальше вести бесполезную дискуссию. Манефу невозможно было переспорить. У старухи был тайный резон, почему она не одобряла отъезд Веры, и не хотела оставлять молодого человека одного. Нянька считала Сергея завидным женихом и не без оснований полагала, что множество одиноких, голодных девиц начнут на него охоту. Она не могла позволить, чтобы история его родителей повторилась. Манефа решила остаться в городе, дабы там блюсти интересы Веры, как матери Сережиных детей.

К счастью няньки, долго Сергей с Верой жить раздельно не смогли. Сергей устал мотаться в Царское с продуктами, которые добывал с большим трудом. Вере тоже было тяжело, причем и в прямом смысле слова. Приходилось поднимать малышей, из-за чего стал расходиться шов. Она кормила Вадима и сильно худела. Решили больше не мучиться, и после того, как Сергей вернулся в июле из Москвы, где был в командировке по реформе высшей школы, он забрал жену с детьми в Петроград.

Постепенно жизнь снова стала входить в свою колею. Сережа с Верой едва сводили концы с концами, и все же были вместе.

В конце августа пришла новая беда. Умер дядя, Александр Григорьевич. Он ушел тихо, интеллигентно, также как жил, словно, не желая никого беспокоить. В отличие от Гриши, он никогда не любил быть в центре внимания, не любил на себе света софитов.

– Что же будет с Платошей и Аллочкой? – рыдала Вера.

Сергея сводил с ума этот вопрос. Что он мог сделать? Он едва мог прокормить свою собственную семью. Взять детей Лизы, означало бы обречь кого-то на голодную смерть.

– В приютах сейчас хотя бы кормят… Как только ситуация хоть немного выправится, мы их сразу же заберем!

Разве еще недавно можно было представить, что наследникам торговой империи придется согласиться, чтобы детей родственников забрали в приют, дабы никто не умер от голода?

XV

Скоро Глеба, как и многих других офицеров царской армии, арестовали. Мариэтта снова осталась одна.

Девушка не могла сидеть сложа руки и, забывая про тяжелую беременность, она вместе с другими женами заключенных обивала пороги ЧК. Чаще всего перед носом неизвестной молодой женщины просто захлопывали двери, в то время как Палей и Нестеровская периодически прорывались в кабинет Урицкого.

В тот день на Гороховой Мариэтта слышала, как председатель ЧК кричал Нестеровской в ответ на надоевшее ему требование выпустить Гавриила Константиновича, что Романовы – кровопийцы, и как он им жестоко будет мстить. Мариэтту словно накрыло этой ненавистью, которая явно распространялась и на ее супруга, хоть он и не был членом императорской семьи, а лишь был верен присяге, данной царю. Острая боль резко пронзила низ живота. Девушка вскрикнула и, прислонившись к стенке, сползла на пол. К корчившейся от боли беременной женщине подбежал растерянный часовой солдат. Мимо по коридору проходила молодая чекистка. Она помогла поднять Мариэтту и положить на диван в каком-то кабинете. Затем эта же девушка в кожаной куртке принесла Мариэтте стакан крепкого, сладкого чая. Такого вкусного чая девушка не пробовала уже давно. Боль постепенно отпускала, и теперь Мариэтта могла рассмотреть свою суровую спасительницу. От ее кожанки необычайно вкусно пахло. Беременная Мариэтта могла бы вдыхать этот запах весь день. Сама чекистка была лишь немногим старше дочери Елисеева, но взгляд ее был тяжел и мрачен, словно у женщины, которую жизнь не щадила. Мариэтта отметила про себя оливковый оттенок кожи своей спасительницы и ее красивые черные глаза, в зрачках которых, казалось, плясали языки революционного пламени.

– Тебе надо в госпиталь, к врачам, – строго заметила чекистка Мариэтте.

– Благодарю, мне уже лучше. Я не могу в госпиталь. Мне нужно узнать про мужа…

– Как фамилия?

– Елисеева.

– А он, значит, Елисеев?

– Нет, прошу прощения, ничего не соображаю… Его фамилия – Андреев-Твердов. Елисеева – это я в девичестве. Мы недавно обручились, и я не свыклась еще…

– А кем тебе приходится Александр Григорьевич Елисеев?

– Это, возможно, мой дядя или брат. Он пожилой?

– Нет, молодой. Его отец – владелец магазина на Невском.

– Тогда это Шура, брат, – улыбнулась Мариэтта: – Вы его знаете?

– Сейчас я прикажу, чтобы тебя отвезли домой на моторе. Или все же в госпиталь?

– Нет, благодарю, домой, – Мариэтта разволновалась. Забрезжила надежда. Если эта амазонка знает Шуру, может быть, она сможет им помочь: – А что же с Глебом… с мужем?

– Попробую узнать.

– Его отпустят?

– Если невиновен, отпустят.

У Мариэтты было желание расцеловать руки строгой красавице, но она понимала, насколько это было бы неуместно. Чтобы ничего не испортить какой-то неловкой фразой, девушка не стала далее упорствовать и послушно отправилась к автомобилю.

Вечером в храме, стоя на коленях, Мариэтта благодарила господа за столь счастливое совпадение. Вокруг прихожане, все как один с дырявыми подошвами, так же истово просили за своих близких и родных.

На чудо тогда уповали многие петроградцы, но вдруг прогремела новость об убийстве Урицкого и покушении на Ленина. Хрупкий росток надежды, пробивавшийся сквозь густые слои страха и беспросветности, был раздавлен начавшимся красным террором.

Глава V

I

По всему Петрограду были развешаны черные флаги. Товарищи скорбели по погибшему чекисту. Газеты пестрели угрозами ответить на убийство председателя Чрезвычайной Комиссии и покушение на вождя революции массовыми казнями врагов. Все арестованные объявлялись заложниками. Через несколько дней в прессе были опубликованы списки. Когда Мариэтта увидела фамилию своего супруга, она выронила газету и едва не лишилась сознания. Снова заболел живот.

Девушка велела горничной бежать к Саше и привести к ней брата, во что бы то ни стало. Леля имела хватку бульдога. У Шуры не было шанса проигнорировать просьбу сестры, коей, надо признать, он был страшно удивлен, ведь они в последнее время совершенно не общались.

– Шура! Умоляю, беги в ЧК к своей знакомой! – превозмогая боль, потребовала сестра, как только Шура переступил порог квартиры: – Нужно спасти Глеба!

– К Зое? – Шура явно был обескуражен: – Откуда ты о ней знаешь?

– Я была на Гороховой недавно. Урицкий еще был жив. Там и встретила ее. Она обещала помочь!

– Я не знал об этом…

– Шура, прошу тебя, поторопись!

Сестра показала Саше газету со списками.

Шура не стал дальше тянуть время и отправился в ЧК. Там творилось истинное сумасшествие. Перепуганные женщины пытались штурмовать кабинеты, чтобы выяснить, где их мужья. Чекисты выдворяли их, а они снова просачивались внутрь, к новому председателю Бокие или любому другому комиссару.

С трудом преодолев толпу встревоженных дам, Саша, наконец, прорвался к Зое. Та была, как всегда, деловита и сосредоточена.

– Что же ты не рассказала мне,