голове у неё прокручивались слова этого существа, в которое превратилась Анна Красина, когдатошняя «девка»: «Чего только и поехала в ту Югославию. После неё у меня жизнь пошла под откос». Но не сложилась жизнь и у самой Ирины Константиновны, так и осталась она одинокой, без семьи и детей, ныне пенсионеркой.

«Под откос, под откос, под откос…» – крутились эти слова, как на испорченной, заезженной пластинке. И вдруг Ирину будто подбросило: «Чего ж это я у неё прощения не попросила, как она у меня?!»

Среди ночи, оказалось, что давно уже ночь наступила, выбежала она в коридор, подбежала к освещённому настольной лампой сестринскому посту. Растолкала дремавшую медсестру. Та с недосыпу закричала: «Что случилось?» Ирина Константиновна, путаясь в словах, стала спрашивать, где та больная, где Красина, как ей найти её, в какой она палате, она ей срочно нужна, просто жизненно необходима… Медсестра, зевнув, ответила: «Ни в какой палате. Нету её, в морге она». И тут же прикрикнула на обмякшую Ирину Константиновну: «Больная Знаменская, – а вы почему ночью и в коридоре? А ну, быстро в палату».

И побрела Ирина к себе в палату на своё койко-место, чтобы лежать и дожидаться утра. Так и провела она ночь в этих воспоминаниях. Вспомнилось всё забытое, и ещё вдруг, почему-то никогда она раньше об этом и не размышляла, что как-то странно, что «органы» так никогда ей ничего больше и не поручали, правда потом и перестройка наступила.

И перед самым рассветом припомнилось ей и последнее, сказанное тогда «девке», что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Но смеяться ей не хотелось вовсе.

Счастливый день

«В СССР секса нет…»

Из телепередачи начала Перестройки

«Какой чудесный выдался день!» – говорила себе Катя, глядя из окна библиотеки на снующих по мартовской, сумрачной и заснеженной, улице прохожих. Ещё бы, в обеденный перерыв ей неслыханно повезло. Зайдя в магазин, в котором, на первый взгляд, не было никого, кроме продавцов, что стояли за прилавками, а за их спинами громоздились консервные банки со ставридой в масле да морской капустой, она неожиданно оказалась первой во мгновение ока образовавшейся очереди. В гастрономический отдел завезли мясо! И надо было случиться такому везению, чтобы ей оказаться как раз там! «Вот уж, в самом деле, на всё время и случай!» – ликовала Катя. А к тому ж оказалась, что это не просто мороженое мясо, а телятина! Катя уж и не помнила, когда ей телятину и покупать приходилось, а уж дочке, Светке и вовсе не снилось эдакого в своей жизни попробовать. И ещё, Кате, единственной изо всей очереди, продали три килограмма, ведь после её закупки решено было, той же очередью, продавать в одни руки только до полутора килограмм. Теперь мясо в целлофановом кульке лежало в морозилке холодильника секретарши директора.

И сейчас, глядя в окно, она только и думала, что если уж везёт, так во всём. Ведь сегодня у неё было первое в жизни, настоящее любовное свидание! С мужчиной, тоже настоящим, с Возлюбленным, с тем, с кем не страшно было бы и в омут с головой! Она только вздрагивала, предчувствуя, н а с т о я щ у ю тоже, близость. Они должны были вместе пойти в ресторан, а он снял ещё в гостинице при ресторане номер. Дежурная по этажу была его пациенткой, онато и помогла ему. Первый раз в своей десятилетней семейной жизни Катя собиралась изменить Косте, своему мужу, но при этом она знала, что не грех это, потому что Любовь. А она, как известно, сильнее даже Смерти.

Катя вышла замуж рано, восемнадцати лет. Костя, муж, приходился ей соседом по подъезду и был на шесть лет старше своей избранницы. Он как раз окончил авиационный институт и сразу женился. Молодожёны оба были девственниками (да на дворе был лишь конец шестидесятых). Катя имела хоть какой-то опыт по части поцелуев с зажимонами и засосами, а Костя из-за того, что учился в престижном, но очень трудном ВУЗе, и того не знал.

И уже в браке, вместе, стали постигать они «премудрости любви». По рукам тогда ходили разные приписываемые А.С. Пушкину да А.Н. Толстому «Лука Мудищев» и «В бане». Но новобрачные больше полагались на книжки гэдээровских профессоров с их советами молодой семье. Да, наверное, из-за неумелости в этих делах Катя сразу и понесла. «Медовый» короткий, но сладостный месяц стал для них дорогим воспоминанием.

Пелёнки да распашонки, родилась дочка Света. Написание Константином диссертации, сдача кандидатского минимума, это ж три сложнейших экзамена: «по специальности», по иностранному языку и по марксистско-ленинской философии; Катин заочный библиотечный факультет института культуры; как шутили они на сессиях: «институт культуры и отдыха»… На всё на это ушли годы…

И вот уже Кате было двадцать восемь, а Косте и вовсе тридцать четыре. Стали считать они, что молодость миновала. Странного, необъяснимого чувства некоей глубинной родственности, того, что некогда принимали они за любовь, давно уж в помине не было. И сексом занимались они нечасто, да и невозможно было иначе. В двукхомнатной квартире, «трамвайчиком», жили они с Катиной матерью-вдовой да подраставшей дочерью. Разве, что когда уезжали летом к Чёрному морю, в Крым, то там, казалось, вновь возвращался забытый «медовый»… Костя смеялся: «Наверное, это от безделья да от солнца, как будто солнечный удар…»

Катя не очень-то верила разговорам сослуживиц (а работала она в женском коллективе – научной медицинской библиотеки) об их бурной половой жизни. Ей было невесть откуда ведомо, что хочется каждой женщине как-то подсветить и подцветить, хотя бы в разговорах, свою унылую, малорадостную жизнь. Что, выдумав пылкую любовь, они сами начинали верить в неё, а поверив, часто бывали почти счастливы. Иногда замужние заговаривали о своих каких-то связях «на стороне», молоденькие незамужние или разведёнки делились впечатлениями о своих дружках, которых романтично именовали – любовниками. Вот это уже было интересней, тут было больше правды, подлинных чувств, чем в так называемом законном браке. Вот эта – «запретная любовь» манила и захватывала своей книжностью, романтичностью…

Сама Катя и не заметила, как начала думать и мечтать о неизвестном мужчине, с которым забудется ей вся монотонность и унылость обыденности. Она не думала, где встретит или найдёт его, своего Возлюбленного, для которого, пусть хотя бы на непродолжительное время, станет необходимостью, без которой жить не сможет, для которой забудет в с ё – в с ё!

Глядя на себя в зеркало в ванной,