— Ничего неожиданного не будет, — сказала Найоми. В ее тонечудился какой-то не вполне понятный для мистера Саттертуэйта смысл. Онаобернулась — и вдруг одарила его ослепительной улыбкой. — Мистер Саттертуэйт,если захочет, может ехать обратно в моей машине!

Только сейчас он понял, до какой крайности простиралось ееотчаяние.

— Что ж, мне пора, — засуетился мистер Кин.

— Куда же он? — пробормотал мистер Саттертуэйт, растерянноглядя ему вслед.

— Вероятно, туда, откуда пришел, — каким-то странным тономответила Найоми.

— Но… Но там же ничего нет, — сказал мистер Саттертуэйт, ибомистер Кин направлялся к тому самому месту у обрыва, где они недавно егоувидели. — Вы же сами говорили, что это Конец Света!..

Он вернул ей альбом.

— Это очень здорово, — сказал он. — Вам удалось ухватитьсамую суть. Только — гм-м… Только почему вы изобразили его в маскарадномкостюме?

Их глаза на секунду встретились.

— Я так его вижу, — сказала Найоми Карлтон-Смит.

— Меня немного беспокоит Марджери, — сказала леди Стренли. —Это моя девочка, — пояснила она и печально вздохнула. — Имея взрослую дочь,поневоле начинаешь чувствовать себя старухой.

Мистер Саттертуэйт, на которого изливались эти признания,галантно запротестовал.

— Невозможно поверить! — с поклоном сказал он.

— Вы льстец, — обронила леди Стренли, впрочем, несколькорассеянно, словно голова ее была занята чем-то другим.

Мистер Саттертуэйт окинул одобрительным взглядом стройнуюфигуру собеседницы. Даже предательское каннское солнце не высвечивало в ееоблике ни единого изъяна. С некоторого расстояния она казалась совсем юной,можно было даже усомниться, взрослая ли это женщина или девочка-подросток.Мистер Саттертуэйт, которому вообще очень многое было известно, прекрасно знал,что по возрасту леди Стренли вполне могла бы уже иметь взрослых внуков. Она какбы олицетворяла собою торжество искусства над природой: благодаря труду над еевосхитительной фигурой и цветом лица обогатилось немало салонов красоты.

Леди Стренли закинула ногу на ногу — поза, изящество которойвыгодно подчеркивали тончайшие шелковые чулки телесного цвета, — и, закуривсигарету, пробормотала:

— Нет, все-таки меня очень беспокоит Марджери!

— А в чем дело? — спросил мистер Саттертуэйт. — Чтослучилось?

Леди Стренли обратила на него свои дивные голубые глаза.

— Вы видели ее когда-нибудь? Нет? Ну, дочка Чарльза! —подсказала она.

Если бы в справочниках писалась одна только чистая правда,то статья о леди Стренли в книге «Кто есть кто?»[48] могла бы завершатьсятакими, например, словами: «Хобби: выходить замуж». Эта женщина шествовала пожизни, теряя мужей одного за другим. С тремя она развелась, четвертый умер сам.

— Будь она дочкой Рудольфа, я бы еще поняла, — размышлялаледи Стренли. — Помните Рудольфа? Он всегда был неуравновешенным. Через полгодапосле нашей свадьбы я уже была вынуждена обратиться в контору брачного чего-тотам такого — ну, вы меня понимаете. Слава Богу, теперь все это значительноупростилось… Помню, мне пришлось писать ему глупейшее письмо, которое почти отначала до конца продиктовал мой адвокат. Якобы я прошу его вернуться и сделаювсе, что в моих силах, и прочая, и прочая. Но Рудольф был все-такиненормальный, от него того и жди чего-то непредсказуемого. Он тут же примчалсядомой — и все испортил, потому что это было совсем не то, что от неготребовалось…

Она вздохнула.

— Так что же Марджери? — напомнил мистер Саттертуэйт,тактично возвращая ее к предмету разговора.

— Ах да, я ведь собиралась вам рассказать… Марджери теперьмерещатся какие-то призраки: то ли видятся, то ли слышатся. Никогда бы неподумала, что у нее окажется такое богатое воображение. Она, конечно, хорошаядевочка, но — как бы это сказать — немножко скучная.

— Ну что вы, как можно? — невнятно пробормотал мистерСаттертуэйт, вероятно, подразумевая под этим некий расплывчатый комплимент.

— Да, ужасно скучная, — продолжала леди Стренли. — Ей,видите ли, не нужны ни танцы, ни коктейли — ничего из того, чем интересуютсяприличные молодые девушки, и, вместо того чтобы ездить всюду со мной, она сидитдома и выбирается разве что на охоту.

— Ай-ай-ай! — покачал головой мистер Саттертуэйт. — Значит,с вами она ездить отказывается?

— Ну, я ее, конечно, не заставляю. Честно говоря, не так ужвесело разъезжать везде под ручку с дочерью.

Мистер Саттертуэйт попытался представить себе леди Стренли всопровождении серьезной, вдумчивой дочери, но у него ничего не вышло.

— Я уж не знаю, — оживленно рассуждала леди Стренли, —может, у нее что-то с головой? Мне говорили, что, когда мерещатся голоса, этоочень плохой признак… Никаких привидений в Эбботс-Миде сроду не водилось.Старый дом в тысяча восемьсот тридцать шестом году сгорел дотла, и на его местевозвели этакий викторианский[49] особняк. В нем и не может быть никакихпривидений — для этого он слишком аляповат и вульгарен!..

Мистер Саттертуэйт кашлянул. Он никак не мог взять в толк,для чего ему все это рассказывают.

— Вот я и подумала, — лучезарно улыбаясь ему, продолжалаледи Стренли. — Может быть, вы мне поможете?

— Я?

— Да. Вы ведь, кажется, завтра возвращаетесь в Англию?

— Да, — осторожно подтвердил мистер Саттертуэйт.

— Вы наверняка знакомы с какими-нибудь учеными мужами поэтой части? Вы же всех знаете!

Мистер Саттертуэйт улыбнулся. Знать всех было его слабостью.

— Вот и прекрасно! — воскликнула леди Стренли. — Я личноникогда не умела найти общий язык с людьми такого сорта — ну, знаете —серьезные бородатые господа в очках. Они наводят на меня смертельную скуку. Вих обществе я и сама выгляжу не лучшим образом.

Мистер Саттертуэйт все больше настораживался. Леди Стренлипродолжала лучезарно ему улыбаться.

— Стало быть, решено! — радостно заключила она. — Вы заедетев Эбботс-Мид, встретитесь там с Марджери и все устроите. Я вам буду бесконечноблагодарна! Конечно, если окажется, что Марджери действительно помешалась, ясразу же приеду… А вот и Бимбо!