Мне никто не ответил. Остальные тоже этого не понимали.

— Потому что ты уничтожила все яйца, — буркнул Петька. Он как раз проходил мимо с кучей веток на плечах. — И матери пришлось разделить себя. Если бы ты не трогала яйца, она сидела бы на них, как обычная курица. И даже вывела бы птенцов, если бы ты могла дать ей достаточно темной магии.

— Гур, — толкнулся в руку Правый, словно подтверждая слова Петька.

— А ты откуда знаешь? — удивилась я. Очень уж правдоподобно звучало его объяснение.

— Оттуда, — Петька отвернулся. Мне даже показалось, будто бы он сам не рад, что влез в разговор. — Что тут думать-то? Все ж понятно. Как по-твоему гурлинка могла высидеть яйца, которые ты разбила?

— Верно. Об этом я как-то не подумала, — кивнула я и, извиняясь, поскребла Правому макушку. Он очень любил такие почесывания, — прости, милый, но мне нужно было спасти Бориса…

— Гур-гур-гур, — блаженно закатил глаза Правый.

— Они все равно бы не вывелись, — снова влез Петька все еще топтавшийся рядом. — Смотри на Левую. Вон какие должны были стать яйца, чтобы из них вылупились птенцы гурлинки. Да и сама Левая вон какая огромная. Всей магии тьмы, которая есть в Пределах Жизни и в Мертвых землях для такого не хватит… Так что гурлинка твоя просто сдохла бы на яйцах без всякой пользы.

— Ну, и фантазия у тебя, Петька, — фыркнула я.

— Это не фантазия, — пробурчал он недовольно и прошел в кусты. В одном он совершенно точно был прав, для страусиного гнезда Левой нужны были еще ветки.

Вечером, когда Борис пришел в себя и узнал, что мы с Васькой учудили, спокойно, но очень твердо запретил мне устраивать подобные авантюры. И я вынуждена была с ним согласиться. Я не ребенок, как Васька, я не малолетка, как Петька, я взрослая женщина и должна была сообразить, что мы имели все шансы никогда не вернуться из Пределов Жизни. Нас могли там поймать, мы могли угодить в ловушки для нежити, обильно расставленные по всему периметру, мы в конце-концов могли просто умереть от магического истощения и остаться навсегда в плотном тумане. Нам нереально повезло, что Левой хватило сил поддерживать своей магией Ваську, а у меня в душе крутилась двойная спираль из света и тьмы.

Я с чистой совестью пообещала больше не рисковать ни собой, ни другими. Хотя, признаться, сама не верила, что в следующий раз я смогу определить реальную степень опасности. Пусть я и жила в этом мире уже почти два года, но это было все еще слишком мало.

Гурлинка размером со страуса впечатлила Бориса. Он старательно ощупал сонную птицу, сидевшую на яйцах в исполинском гнезде. Левая недовольно бурчала, но в принципе никак не мешала процессу изучения, даже когда Борис вытащил из под нее огромное яйцо, похожее на волейбольный мяч. Она только приоткрыла один глаз и внимательно следила за перемещением своего будущего птенца.

— Удивительно, — Борис покачал яйцо на руках, взвешивая и определяя еще кучу только ему известных параметров, и вернул обратно в гнездо, старательно укрывая «ребенка» под распушившей перья Левой. — Никогда не видел ничего подобного. А ведь я довольно долго занимался изучением нежити.

— Ну, — рассмеялась я, — Левая по вашей классификации не нежить, а очень даже «жить».

Мы отошли от гнезда. Чтобы не нервировать гурлинку, которая высиживала яйца, своими ночными посиделками. Мы решили перенести наши вечерние собрания немного в сторону от очага. Туда где шум и свет костра не будут мешать наседке.

— Я одного не понимаю, — задумчиво произнес Борис, когда мы шли от гнезда к костру, за которым собрались все остальные, — если гурлинки способны высиживать яйца, почему они этого раньше не делали?

— Петька сказал, что если яйца гурлинок не трогать, то они садятся их высиживать. Но вы всегда уничтожали и яйца…

— Не всегда, — не согласился Борис, — Ася, мы изучаем этих птиц не один год, и даже не сто лет. И провели тысячи разных опытов. В том числе не раз оставляли все яйца птице. Поверь, за столь долгий период хотя бы раз должно было случится, чтобы хотя бы одна гурлинка села бы на яйца, вместо того, чтобы умереть, давая жизнь птенцам. Но этого не случалось никогда. Не было даже ни малейшего намека, что так могло бы быть. Мы так долго бились над загадкой, зачем эта птица несете яйца, если они не нужны ей для размножения. И никто даже предположить не мог ничего подобного…

— Ну, не знаю, — пожала я плечами и снова добавила, — Петька сказал, что всей темной магии в Пределах Жизни и в Мертвых землях, не хватило бы для того, чтобы вырастить птенцов. И гурлинка просто умерла бы сидя на яйцах…

Борис кивнул, но ничего не ответил. А на переносице появилась тонкая складочка, недвусмысленно намекавшая о крайней степени задумчивости. Я не стала мешать мужу в его размышлениях. Тем более мы уже дошли нашего импровизированного стола… Великое переселение превратило наш обычный ужин в ночные посиделки на природе.

Главной темой сегодняшнего обсуждения была, конечно же, Левая. Мы до хрипоты спорили о том, кто вылупится из яиц. Кто-то говорил, что это будут не обычные гурлинки, а какие-то особенные, которых еще никогда не было. Кто-то утверждал, что птички будут обычные, и даже не очень большие. Мол, гурлинка нечаянно хапнула больше магии, чем ей было нужно поэтому и поэтому подросла. Но когда уровень магии придет в норму, она снова вернется к прежним размерам.

И только три человека не участвовали в общем обсуждении: Борис, который продолжал хмуриться и о чем-то думать, машинально жуя все, что я клала в его тарелку. Я, обеспокоенная поведением мужа. И Петька…

Он и раньше, после того как обзавелся шрамами, чаще всего молчал, не вмешиваясь в споры. Но сегодня в его поведении была одна странность. Я несколько раз видела, как он открывал рот, словно намереваясь высказаться. Но потом в его взгляде мелькало что-то такое… похожее на страх… и он ничего не говорил.

Подозрительное поведение Петьки привело к тому, что я половину ночи не могла заснуть, чутко прислушиваясь к сопению мальчишки. Мне казалось, что он задумал что-то нехорошее… А повода доверять предателю у меня не было. Предавший однажды, предаст и дважды, крутилась у меня в голове старая поговорка.

Но ничего не происходило и, в конце-концов, я заснула. А утром меня разбудил шум дождя. И это