Человек тем более гениален, чем больше значения имеют длянего все вещи.

В ходе исследования это положение, обнимающее собоюуниверсальное сознание и универсальную память, получит еще другой, болееглубокий смысл.

Какое положение занимает женщина во всех разобранных намивопросах, на это нетрудно ответить. Истинная женщина никогда не приходит ксознанию судьбы, своей судьбы. Женщина, не героична, так как в лучшем случаеона ведет борьбу за предмет своего обладания, она не трагична, так как ееучасть определяется участью этого предмета. Лишенная непрерывности, она лишенаи благочестия. И в самом деле, благочестие – добродетель чисто мужская. Человекпрежде всего является благочестивым по отношению к самому себе, а это – условиеблагочестия ко всем прочим людям. Женщине нужно очень мало для того, чтобысовершенно расстаться со своим прошлым. Если уместно употребить слово ирония,то можно без колебания сказать, что мужчина никогда так иронически и насмешливоне отзывался о своем прошлом, как это часто делает женщина даже до брачнойночи. Нам еще представится много случаев показать, что помыслы женщины всегданаправлены на вещи, которые прямо противоречат благочестью. Что же касаетсяблагочестия вдов, то об этом предмете я предпочитаю совершенно умолчать.Наконец, суеверие женщин психологически сильно отличается от суевериягениальных людей.

То отношение к своему прошлому, которое находит своевыражение в благочестии и основывается на непрерывной памяти, связанной в своюочередь с апперцепцией, может быть прослежено на многих других явлениях иподвергнуто более глубокому анализу. Прежде всего мы остановимся на следующем положении:наличность у человека какого-либо отношения к своему прошлому или отсутствиеего находится в самой тесной внутренней связи с тем – ощущает ли этот человекпотребность в бессмертии или он остается равнодушным к мысли о смерти.

Вопрос о потребности в бессмертии считается в настоящеевремя очень устарелым и на него склонны смотреть несколько свысока. Спроблемой, возникающей на основании этой потребности, разделываютсянепростительно легко не с одной только онтологической стороны, но и со стороныпсихологической. Один старается объяснить эту потребность в связи с верой впереселение душ. Его рассуждения сводятся к следующему: существуют состояния,которые человек переживает лишь первый раз в своей жизни, но которые вызывают внем чувство, что они были им уже некогда пережиты. Второе объяснениепредставляет собою всеми принятый в настоящее время вывод из культа души(Тейлор, Спенсер, Авенариус). Но надо заметить, что подобное объяснение всегдаи во всякое время было бы a priori отвергнуто. Только эпоха экспериментальнойпсихологии может признавать его правильным. Мне кажется, что каждому мыслящемучеловеку должно представляться невозможным, чтобы вопрос, который вызвалстолько горячих споров в силу своего кардинального значения для всегочеловечества, мог получить свое разрешение в виде вывода из силлогизма,посылками которого являются нечто вроде ночных видений умерших людей.Позволительно спросить, какие явления признана объяснить эта несокрушимая верав бессмертие, которую разделяли Гете и Бах, какая «псевдо-проблема» вырастаетиз той потребности в бессмертии, которой проникнуты последние квартеты и сонатыБетховена? Жажда личного бессмертия должна иметь более глубокий источник, чемрационализм.

Этот источник находится в непосредственной связи сотношением человека к своему прошлому. В ощущении, в созерцании своего «я» впрошедшем лежит желание продолжить это ощущение и созерцание на дальнейшеебудущее. Кто веско ценит свое прошлое, кто ставит свою внутреннюю духовную жизньвыше физической, тот не легко отдает эти ценности в руки смерти. Поэтому угениальных людей, обладающих богатейшим прошлым, изначальная, самобытнаяпотребность в бессмертии выступает с особенной силой и настойчивостью. Чтоподобная связь между жаждой бессмертия и памятью действительно существует, ясноиз того, что весьма единодушно говорят о себе люди, которым удалось вырватьсяиз когтей угрожавшей им смерти. С быстротой молнии проносится в их голове всеих прошлое, хотя бы они в другое время очень много думали о нем, и в течениенемногих секунд они вспоминают о таких вещах, о которых на протяжение десятковлет совершенно не думали. Так как ощущение того, что им предстоит, возрождает всознании, опять-таки путем контраста, все то, что теперь безвозвратно должнопогибнуть.

Мы очень мало знаем о душевном состоянии умирающих. Нужнобыть более чем обыкновенным человеком для того, чтобы узнать, что творится вдуше умирающего. С другой стороны именно лучшие люди избегают смотреть, какумирают. Но совершенно ошибочно будет сводить внезапно пробуждающееся чувстворелигиозности у безнадежно больных к настроению, которое отражается у них всловах: «а все-таки» или «так-то оно так». Следует также признать поверхностнымвзгляд что мысль об аде, никогда серьезно не занимавшая умы людей, приобретаетв минуту смерти такую силу, что человек не может умереть с ложью в душе. Именноэто является самым главным: почему люди, проведшие самую бесчестную, лживуюжизнь, внезапно ощущают в себе стремление к истине? Почему производит потрясающеевпечатление даже на человека, который не верит в потустороннюю кару, тот факт,что другой человек умирает с ложью, с нераскаянным поступком? Почему упорстводо последнего вдоха и за полное обращение перед смертью действовало на поэтов,как властный мотив к художественному творчеству? Вопрос об «эвтаназииатеистов», который так часто подымался в XVIII веке, не бессмыслица и неисторический курьез, как склонен думать Фридрих Альберт Ланге.

Обо всем этом я говорю только как о некоторой возможности или,вернее, догадке. Так как существует гораздо больше «гениальных» людей, чемистинных «гениев», то для меня несомненно, что эта количественная разница вдарованиях проявляется именно в тот момент, когда люди становятся «гениями».Для большинства людей этот момент совпадает с моментом смерти. Мы еще раньшеуказывали на то, что гениальные люди не представляют собою обособленной группы,которая резко отличается от всего прочего человеческого мира. И здесь мы видим,как прежние рассуждения наши совпадают с настоящими. Первое воспоминаниедетства человека никогда не бывает связано с каким-нибудь внешним явлением,прерывающим прежний ход вещей. В жизни каждого человека должен наступитьмомент, когда вследствие внутреннего развития, внезапно и незаметно сознание приобретаеттакую степень интенсивности, что в этот момент глубоко врезается в памятьчеловека, а впоследствии, смотря по дарованию каждого отдельного индивидуума, кэтому воспоминанию присоединяется целый ряд новых. Один этот факт в состояниисокрушить всю современную психологию. Точно также различным людям необходиморазное число толчков для того, чтобы стать гениальными. По числу этих толчков,из которых последний совпадает с моментом смерти, можно классифицировать людейс точки зрения их дарования. Здесь я хочу отметить, как ошибочно мнениесовременной психологии, что в детстве сохраняется наибольшее число впечатлений.Но ведь для психологии человек не что иное, как простой регистрационныйаппарат, который не обладает никакой внутренней, онтогенетической духовнойжизнью. Нельзя смешивать пережитые впечатления с тем внешним чужим материалом,какой только заучивается. Несомненно, ребенок лучше запоминает этот материал,но объясняется это тем, что его не давит тяжесть душевных переживаний.