- Тебе, Лида, не привыкать, - сказал мне Эрик, зябко кутаясь в куцую курточку. - В Питере, должно быть, каждую осень такая сырость. Жаль, я не догадался надеть резиновые сапоги.

- Ты ошибаешься: и сплошные дожди, и такие наводнения, как в «Медном всаднике», в моем родном городе бывают крайне редко. А ехать нам долго?

- Сорок пять минут. А пока мы едем, я тебя кое-чем порадую. Мне удалось краем глаза взглянуть на уголовное дело Балонова.

Судя по всему, сел мужик по пьяни и глупости. Как-то раз, напившись, он схватил охотничье ружье своего племянника, Карачарова Александра Валентиновича, и принялся палить из него по двору. Как на грех, тут подвернулась соседка, Дарья Семенко, и чуть не попала под выстрел. Так никто и не знает, стрелял ли он в нее специально или просто был не в себе. Был бы у него нормальный адвокат, тот бы, конечно, сумел доказать, что Балонов был в это время в белой горячке…

- Да, порадовал, Эрик. Информация как раз под стать погоде. Между прочим, речь идет об отце моей сестры.

Брр! Сорок пять минут в электричке с запотевшими окнами, с попрошайками, то и дело снующими в проходе. А потом - голая платформа, куда-то спешащие темные фигурки, спасающиеся от дождя кто под зонтиками, кто под накидками… Мы с Эриком тоже бы поспешили - если бы знали, в какую сторону идти.

Наконец мы сориентировались и направились куда-то в глубь поселка по грязной улице. Малаховка мне показалась мрачной и неуютной. Мои фирменные итальянские туфли тут же промокли - итальянцам бы наши лужи! Ах, как рвался с нами в поход Володя, который вынужден был сегодня остаться в больнице в качестве дежурного администратора - знал бы он, как он выгадал! Под больничными сводами если не тепло, то хотя бы сухо… Критические взгляды Эрика, очевидно, ждавшего, когда я заскулю и запрошу пардону, не добавляли мне хорошего настроения - я скорее утонула бы в малаховской грязи, чем принялась ныть!

- Да, это тебе не Петергоф! - заметил Эрик, вытаскивая меня из очередной глубокой лужи. - А вот и Первомайская.

Наконец, мы добрались до одноэтажного домика за покосившимся забором; во дворе стояла собачья будка, но из нее высовывался лишь чей-то коричневый нос - какой уважающий себя пес будет гулять в такую погоду!

Звонок на калитке не работал; Эрик, открыв каким-то образом задвижку, повел меня к крыльцу. Тут наконец из конуры показалась рыжая морда, вслед за ней появилось рыжее мускулистое тело, и нас облаяли; дверь отворилась, и растрепанная пожилая женщина в накинутой на плечи шали крикнула собаке:

- Спокойно, Дик! - И, уже обращаясь к нам, весьма недружелюбным тоном спросила:

- Что вам нужно?

Мы с Эриком стояли посреди двора, под проливным дождем; зонтик, который держал надо мною мой спутник, мало меня спасал. Я рассматривала женщину, с ее одутловатым лицом и нездоровыми отеками под глазами (почки?), квадратной фигурой без талии и толстыми икрами, нависающими над голенищами резиновых сапог (почему она дома в сапогах?), и думала, признаюсь, не о том, имеет она какое-то отношение к Балонову или нет, а просто - пустит ли она нас в дом или хотя бы под навес?

- Мы ищем Алевтину Алексеевну Карачарову, - взял на себя инициативу Эрик.

- Это я, - взгляд женщины оставался столь же настороженным. - А что вам от меня нужно? Я вас не знаю.

Эрик постепенно подтаскивал меня поближе к входной двери; на ее вопрос он ответил, почти добравшись до навеса над входом:

- Здравствуйте, Алевтина Алексеевна, мы вас долго разыскивали. Могли бы вы с нами поговорить?

Женщина, казалось, поняла его намерения - и, оставшись на крыльце, захлопнула за собой дверь и подперла ее спиной. Ясно было, что подозрительных незнакомцев в дом она не впустит.

- Собственно говоря, нам нужны не вы, а ваш брат Сергей Балонов, - продолжал Эрик, делая вид, что не замечает ее маневров.

- Вы из милиции, что ли? Не похожи, вроде бы. Умер мой брат, умер. Как он приехал домой из тех краев - сразу увидела, что не жилец.

На радостях он с моим сыном напился - да так и не оклемался. А зачем вам он?

- Теперь уже все равно… Дальние родственники мы, - потом, решив, наверное, что он с его внешностью никак не может быть кровным родичем коренного русака, Эрик добавил:

- Вернее, жена моя с ним в родстве. Может, он после себя потомство оставил?

- Что вы мне башку крутите, сейчас милицию позову. Нет у нас родичей, нет никого, о ком бы я не знала… - и вдруг она замолкла, уставившись на меня. В ее взгляде появилось какое-то странное выражение - как будто она меня узнала.

- А вас, девушка, я как будто видела… Не вас, а похожую на вас. Несколько лет назад приходила ко мне, хроменькая такая, тоже родственницей назвалась. Но как только узнала, что Сергей, сердешный, в ЛТП находится - соседка Дарья удружила, - так и ушла, ничего не сказала. А какие тут могут быть родственники? Муж у меня давно умер, сын на местной, из Жуковского, женился. А Сергей - тот, как его из летчиков выгнали, все пил. Так и остался бобылем. Так что, извините, за родичей я вас не признаю.

Собственно говоря, мы узнали все, что хотели, и пора было уходить. Мне стало как-то по-особенному грустно - как будто это не я, Лида, стою посреди залитого водой неприютного двора, а Аля, и именно она слышит от родной тетушки, которая даже не подозревает о ее существовании, о смерти спившегося отца.

Настроение женщины изменилось: она вдруг подобрела и предложила нам зайти. Наверное, решила, что мы не похожи на злодеев, а может, в ней проснулось любопытство. Но Эрик любезно поблагодарил ее, извинился за отнятое время и, попрощавшись, потащил меня к калитке, инстинктивно почувствовав, что я не в состоянии говорить. Но женщина, вместо того чтобы вернуться в дом, все стояла и смотрела на меня, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, она, повысив голос, чтобы мы услышали, спросила:

- Кто вы? И кто была та девчонка?

В Эрике взыграла страсть к драматическим эффектам. Уже закрывая за собой калитку, он ответил:

- То была дочь Сергея. Только ее тоже уже нет в живых.

Обратно мы добирались молча. Я смотрела в окно, опасаясь, что если я заговорю с Эриком, то вылью на него все, что у меня накопилось. Придраться к его заключительным словам в разговоре с Карачаровой было несложно: зачем он смутил напоследок бедную женщину, сказав ей, что у Сергея была дочь? Но я-то сама хороша, тоже не умею держать язык за зубами!

На вокзале Эрик поймал машину; к тому времени, как мы добрались до Сокола, меня била мелкая дрожь, и Эрик чувствовал себя немногим лучше. Поэтому у меня не возникло вопроса, впускать его в квартиру или нет: горячий душ, глоток чая и сухая одежда могли спасти нас если не от верной смерти, то по крайней мере от серьезной простуды.

Пока я отогревалась в ванной, Эрик занялся чаем. Выбравшись из горячей ванны, я совсем оттаяла - и душой, и телом. Эрик, выглядевший в моем махровом халате, который доходил ему до середины бедра, довольно смешно, но зато как-то по-домашнему, пригласил меня к столу - он успел соорудить бутерброды из того, что нашел в холодильнике. По-хорошему мне надо было бы заняться приготовлением обеда, но я этого не стала делать: во-первых, мне просто не хотелось, во-вторых, не стоило создавать прецедента. Зато я вытащила бутылочку коньяка из Витиных запасов - это было как раз кстати.