– Иногда просто отлично. Твердо решиладоказать самой себе, что сможет стать юристом. Но ей приходилось бороться сприступами депрессии. Она прошла и через алкоголь и таблетки и бросила учебу.Потом вернулась, полностью в норме. И закончила блестяще.

Как водится, Финк и Бокс с энтузиазмомзаписывали рассказ в блокноты, стараясь не пропустить ни единого слова, чтобыпотом Фолтригг не мог к ним придраться. Орд тоже слушал, но его большеволновала кипа непросмотренных документов на столе. С каждой минутой вторжениеФолтригга и его подчиненных раздражало его все больше и больше. Он был таким жезанятым человеком, как и Фолтригг, да и пост занимал не ниже.

– Что она за адвокат? – спросил Фолтригг.“Чертовски зловредная”, – подумал Мактьюн. “Дьявольски умная”, – подумалТруманн. “Отлично знакома с электроникой”, – подумали они оба.

– Она много работает, но не слишком многозарабатывает. Хотя я не думаю, что деньги играют для Реджи большую роль.

– Откуда, Господи прости, она выкопала такоеимя – Реджи? – поднял брови озадаченный Фолтригг. “Возможно, это производное отРегина”, – решил про себя Орд.

Шарпински начал было говорить, но потомзамолчал.

– Понадобятся часы, чтобы рассказать все, чтоя о ней знаю. И, честно говоря, мне бы этого не хотелось. Это так важно?

– Весьма вероятно, – огрызнулся Бокс.Шарпински посмотрел на него, потом перевел взгляд на Фолтригга.

– Начав учиться в юридическом колледже, онапостаралась стереть большую часть своего прошлого, особенно наиболее тяжелыегоды. Она взяла свою девичью фамилию – Лав. Полагаю, в Реджи она переделалаРегину, но я никогда об этом не спрашивал. Разумеется, она сделала это законнымобразом, через суд, и теперь от старой Регины Кардони не осталось и следа, покрайней мере, на бумаге. Она ничего не рассказывала о себе, но все равно о неймного болтали. Правда, ей было на это наплевать.

– Она все еще не пьет?

Фолтриггу нужна была грязь, и это вывелоШарпински из себя, ведь Мактьюну и Труманну она показалась абсолютно трезвой.

– Вам придется спросить ее, мистер Фолтригг.

– Как часто вы с ней встречаетесь?

– Раз, от силы, два раза в месяц. Иногдаразговариваем по телефону.

– Сколько ей лет? – с подозрениемпоинтересовался Фолтригг, как будто он допускал, что Шарпински и Реджи затеялинебольшую интрижку.

– И об этом лучше спросить ее. Немного запятьдесят, так я думаю.

– Почему бы вам не позвонить ей прямо сейчас,спросить, как дела, просто по-дружески, понимаете? Интересно, упомянет ли онаМарка Свея.

Шарпински одарил Фолтригга взглядом, откоторого бы скисло молоко. Затем он посмотрел на своего начальника, Орда, как быговоря: “Ну, вы видели когда-нибудь такого урода?” Орд закатил глаза кверху ипринялся перебирать бумаги.

– Потому что она далеко не дура, мистерФолтригг. Наоборот, она весьма умна, и сразу поймет, что к чему.

– Может, вы и правы.

– Вне сомнения.

– Мне бы хотелось, если возможно, чтобы выпошли с нами к ней в контору.

Шарпински взглянул на Орда, ожидая указаний.Орд был весь в бумагах.

– Я не могу. Очень занят. Что-нибудь еще?

– Нет. Вы свободны, – неожиданно вмешался Орд.– Спасибо, Дэвид.

Шарпински вышел.

– Мне бы хотелось, чтобы он пошел с нами, –обратился Фолтригг к Орду.

– Он же сказал, что занят, Рой. Мои ребятадолжны работать, – ответил Орд, глядя на Бокса и Финка. Постучав, вошласекретарша. Она принесла факс на двух страницах для Фолтригга, который началчитать его вместе с Боксом.

– Из моего офиса, – пояснил он Орду, как будтоон один имел возможность пользоваться такими техническими достижениями. Онипродолжали читать, и наконец Фолтригг спросил:

– Что-нибудь слышали о Уиллисе Апчерче?

– Да. Крупный адвокат из Чикаго, работает восновном на мафию. Что он натворил?

– Тут сказано, что он только что провелпресс-конференцию в Новом Орлеане, где было полно представителей прессы.Заявил, что он теперь представляет Мальданно, что дело должно быть отложено,что его клиент невиновен, и так далее и тому подобное.

– Похоже на Уиллиса Апчерча. Трудно поверить,что вы о нем ничего не знаете.

– Он никогда не бывал в Новом Орлеане, – важнозаметил Фолтригг, как будто помнил каждого юриста, рискнувшего вступить на еготерриторию.

– Теперь ваше дело превратится в кошмар.

– Вот и чудесно. Просто чудесно.

В комнате было темно из-за задернутых штор.Дайанна свернулась калачиком в ногах Рикки и дремала. Все утро он что-тобормотал, метался, и была надежда, что малыш очнется, но потом он сновасвернулся в своей уже привычной позе, поджав колени к груди и засунув большойпалец в рот. К руке вновь была прикреплена капельница. Гринуэй неоднократноуверял Дайанну, что боль Рикки не испытывает. Но, пролежав с ним в обнимкучетыре часа, она была убеждена, что ему больно. Силы ее были на исходе.

Марк сидел на раскладушке под окном,прислонившись спиной к стене, не сводя глаз с матери и брата. Он тоже устал, нозаснуть не мог. Мысли вертелись в его перегруженном мозгу, и он пыталсязаставить себя думать. Что делать завтра? Можно ли доверять Реджи? Он виделмного телепередач про всех этих законников, и получалось, что половине из нихможно доверять, а остальные – просто змеи ползучие. Когда он должен рассказатьвсе Дайанне и доктору Гринуэю? Если он расскажет им все, поможет ли это Рикки?Так он долго размышлял, прислушиваясь к голосам медсестер в коридоре, и решал,что сказать, а что нет.

Часы около кровати показывали два тридцатьдве. Просто невозможно было поверить, что вся эта ерунда произошла меньше сутокназад. Он дочесал коленки и решил рассказать доктору обо всем, что Рикки могвидеть и слышать. Марк взглянул на светлые волосы, видневшиеся из-под простыни,и почувствовал себя лучше. Он все расскажет, кончит врать, и они сделают всевозможное, чтобы помочь Рикки. То, что Роми выложил ему в машине, не слышалникто, и какое-то время, по совету своего адвоката, он будет об этом молчать.