– Ну как же! Эта шведка проверила засов у меня на глазах.

– Попробуем воспроизвести всю сцену. Вы лежите на полке –вот так. Оттуда, как вы говорили, не видно, закрыта дверь или нет. Так?

– Да, не видно, потому что на ручке висела моя сумочка. Огосподи, теперь мне придется покупать новую сумочку! Мне делается дурно, кактолько взгляну на нее.

Пуаро поднял сумочку и повесил ее на ручку двери, ведущей всоседнее купе.

– Совершенно верно, – сказал он, – теперь мне все понятно:засов проходит прямо под ручкой, и сумочка его закрывает. С полки вам не быловидно, закрыта дверь или нет.

– А я вам что говорила?

– Эта шведка, мисс Ольсон, стояла вот здесь – между вами идверью. Она подергала засов и сказала вам, что дверь заперта.

– Совершенно верно.

– И все же она могла ошибиться, мадам. Вы сейчас пойметепочему, – втолковывал ей Пуаро. – Засов представляет собой обыкновенныйметаллический брус – вот он. Если повернуть его вправо – дверь закрывается,влево – открывается. Возможно, она просто толкнула дверь, а так как дверь былазакрыта с другой стороны, она и предположила, что дверь закрыта с вашейстороны.

– Ну что ж, и очень глупо.

– Мадам, добрые и услужливые люди далеко не всегда самыеумные.

– Что правда, то правда.

– Кстати, мадам, вы ехали в Смирну этим же путем?

– Нет, я доехала на пароходе до Стамбула, там меня встретилдруг моей дочери мистер Джонсон – прелестнейший человек, вам обязательно надо сним познакомиться, – он показал мне Стамбул. Город меня разочаровал – сплошныеразвалины. И всюду эти мечети, а в них заставляют надевать шлепанцы. Да, начем, бишь, я остановилась?

– Вы говорили, что вас встретил мистер Джонсон.

– Да, он посадил меня на французское торговое судно – оношло в Смирну, а там прямо на пристани меня уже ждал зять. Что скажет он, когдауслышит об этом! Дочь уверяла меня, что так ехать всего проще и удобнее. «Сидисебе в купе до самого Парижа, – говорила она, – а там тебя встретитпредставитель американской туристической компании. О господи, как мнеотказаться от билета на пароход? Ведь для этого нужно предупредить компанию?Нет, это просто ужасно… – И миссис Хаббард снова пустила слезу.

Пуаро – он уже ерзал на месте – поспешил прерватьсловоохотливую даму:

– Вы пережили такое потрясение, мадам. Мы попросим официантапринести вам чаю с печеньем.

– Я не так уж люблю чай, – сказала миссис Хаббард жалостно,– это англичане во всех случаях жизни пьют чай.

– Тогда кофе, мадам. Вам надо прийти в себя.

– От этого коньяка у меня закружилась голова. Я, пожалуй, ив самом деле выпила бы кофе.

– Отлично. Вам надо поддержать свои упавшие силы.

– Господи, как вы смешно говорите!

– Но прежде всего, мадам, небольшая формальность. Выразрешите обыскать ваш багаж?

– Для чего?

– Мы собираемся обыскать багаж всех пассажиров. Мне нехотелось бы об этом говорить, но вспомните о вашей сумочке.

– Господи помилуй! Еще один такой сюрприз – и мне конец.

Осмотр провели очень быстро. Багажа у миссис Хаббард былонемного: шляпная картонка, дешевый чемодан и туго набитый саквояж. Вещи у неебыли самые что ни на есть простые и незамысловатые, так что, если б миссисХаббард не тормозила дела, поминутно подсовывая фотографии дочери и ее двоихдовольно уродливых детей: «Малышки моей дочери. Правда, прелестные?», онисправились бы с осмотром за две минуты.

Выдавив из себя пару любезных фраз и заверив миссис Хаббард,что ей подадут кофе, Пуаро и его спутники наконец отбыли восвояси.

– Ну что ж, для начала мы вытащили пустой номер, – сказалмсье Бук. – За кого примемся теперь?

– Я думаю, проще всего будет заходить во все купе попорядку. Следовательно, начнем с номера шестнадцатого – любезного мистераХардмана.

Мистер Хардман – он курил сигару – встретил их как нельзяболее приветливо:

– Входите, входите, господа, если, конечно, поместитесь.Здесь тесновато для такой компании.

Бук объяснил цель визита, и верзила сыщик понимающе кивнул:

– Я не против. По правде говоря, я уж было начал удивляться,почему вы не занялись этим раньше. Вот вам мои ключи. Не хотите ли обыскать моикарманы? Я к вашим услугам. Достать саквояжи?

– Их достанет проводник. Мишель!

Оба саквояжа мистера Хардмана быстро обследовали ивозвратили владельцу. В них обнаружили разве что некоторый переизбытокспиртного. Мистер Хардман подмигнул:

– На границах к багажу не слишком присматриваются. Особенноесли дать проводнику на лапу. Я ему сразу всучил пачку турецких бумажонок – идо сих пор не имел неприятностей.

– А в Париже?

Мистер Хардман снова подмигнул:

– К тому времени, когда я доберусь до Парижа, все моеспиртное можно будет уместить в бутылочке из-под шампуня.

– Я вижу, вы не сторонник «сухого закона», мистер Хардман? –спросил, улыбаясь, мсье Бук.

– По правде говоря, «сухой закон» мне никогда не мешал, –сказал Хардман.

– Понятно. Ходите в подпольные забегаловки, – сказал мсьеБук, с удовольствием выговаривая последнее слово. – Эти специфическиеамериканские выражения, они такие выразительные, такие оригинальные.

– Мне бы хотелось съездить в Америку, – сказал Пуаро.

– Да, у нас вы научились бы передовым методам, – сказалХардман. – Европу надо тормошить, не то она совсем закиснет.

– Америка, конечно, передовая страна, – подтвердил Пуаро, –тут я с вами согласен. И лично мне американцы многим нравятся. Но долженсказать – хотя вы, наверное, сочтете меня старомодным, – что американки мненравятся гораздо меньше, чем мои соотечественницы. Мне кажется, никто не можетсравниться с француженкой или бельгийкой – они такие кокетливые, такиеженственные.

Хардман на минутку отвернулся и взглянул на сугробы заокном.

– Возможно, вы и правы, мсье Пуаро, – сказал он, – но ядумаю, что мужчины всегда предпочитают своих соотечественниц. – И он мигнул,будто снег слепил ему глаза. – Просто режет глаза, правда? – заметил он. – Какхотите, господа, а мне это действует на нервы: и убийство, и снег, и всепрочее, а главное – бездействие. Слоняешься попусту, а время уходит. Я непривык сидеть сложа руки.