говорят, и кровь реже берут и мир же того… не всегда так нервничал-то?

На мужика зашикали с разных сторон. Ирвин пытался глубоко вдохнуть, представляя вместо спёртого воздуха воздух леса. Вспомнилась Марика, и он спросил — сам для себя неожиданно, очень давно не видел столько людей:

— Может, она поэтому не хочет видеть вас? Вы её бросили.

— Это кто тут такой умный?

Мужчина сделал было шаг в его сторону, но тут откуда-то из-за их спин, с другого конца коридора раздалось:

— Господин маг идёт!

И Ирвин увидел Шандора. Он шёл очень быстро, переступая через мешки и вытянутые ноги, как будто ничего не замечал. Мельком мазнул по Ирвину взглядом, спросил: «Новенький, да?» — не дождался ответа, поддел крышку чайника носком сапога:

— Женщина, уберите вашу утварь.

— Куда я вам её уберу-то, господин маг?

— Куда угодно. Не мешать передвижению. Курица чья это? В ближайшие пять минут не возьмёте на руки — развоплощу. Кроме того, напоминаю, что передача живых объектов в настоящий момент запрещена.

Он нахмурился, обвёл глазами толпу, шевельнул кистью — и рядом с каждым в воздухе повисла маленькая мерцающая цифра. Рядом с Ирвином не появилось никакой. Шандор ещё раз на него посмотрел, поправил шарф таким движением, будто пытался сам себя им придушить, и сказал:

— Новенький подопечный первым ко мне через пять минут.

И шагнул сквозь тёмную дверь, которая за миг до этого проявилась в стене. Открыть дверь он не смог бы — мешал чайник.

В кабинете у Шандора было светло и просто: стол, стул, ещё один стул, на широком подоконнике стопка книг и стопка пледов. Окно было чуть приоткрыто, и Ирвин впервые за сегодняшний день — день того, кем он стал, — вдохнул свободно. Шандор поднял брови:

— С самоотдачей дышите, молодой человек. Садитесь. С правилами ознакомлены уже?

Он сидел напротив Ирвина, и кончики пальцев у него были в чернилах — сколько раз Ирвин думал, откуда они, что там Шандор писал в своём дворце? Ну вот, дождался. Он спросил:

— Я не вернусь домой?

Шандор опять слегка нахмурился, как будто искал слово или стряхивал пылинку с шарфа:

— Это зависит. Как тебя зовут?

— Ирвин. Шандор, ты что, действительно не…

— О, вот это новости. Появился приказ звать меня по имени, а я и не знал? — он покачал головой. — На первый раз прощаю, Ирвин, но запомни-ка: обращаться ко мне нужно «господин маг». Тебе уже сообщили, для чего ты нужен?

Ирвину будто ледяной водой плеснули в лицо. Он был уверен, что всё это шутка, глупость — Шандор не мог его не помнить, всегда помнил, и даже если этот фигляр, притворяющийся Шандором…

Тот щёлкнул пальцами.

— Что это вы?..

— Курицу развоплотил, — он пожал плечами, развалившись в кресле. — Ну, Ирвин, будете мне отвечать или нарвётесь сразу же?..

А может, и не нужно, чтоб Шандор его узнавал. Может, это сам Ирвин выберет сейчас его не знать. Может быть, он… Где усталость, усмешка, где хоть что-то? От шарфа пахло «Янтарём», в окно дул ветерок.

— Она могла у них единственная быть. Последняя.

Шандор нахмурился, повёл рукой — и Ирвин увидел, как штора примыкает назад, к окну, и как форточка хлопает в обратном порядке.

— Сделаем вид, что я этого не слышал. «Господин маг» — или я буду отматывать время заново и заново, так что у нас с тобой, знаешь, его полно. За непочтение что-то там полагается, но я предпочитаю побеседовать. — Стул под ним превратился в кресло, и теперь Шандор качался взад-вперёд. — Тебя смущает изъятие курицы? Откуда ты такой?

— Из леса.

— Из леса, господин кто?

— Господин маг.

— Не расслышал, ну-ка ещё раз?

— Господин маг. Господин маг. Да подавитесь вы. И я считаю, что нечестно изымать… или уничтожать то последнее, что люди принесли с собой. Они не виноваты, что коридор узкий.

Ирвин ждал — может, молнии, погасшего света, или снова отмотанного времени, или опять этого непонятного выражения, когда Шандор словно пытался расслышать одному ему ведомый звук, но вместо всего этого Шандор рассмеялся.

— Ай, как хорошо, — он смеялся, покачивался в кресле, качал головой, — удивительная незамутнённость. Вот что, Ирвин, с первого дня на наказания, бывало, нарывались, для этого есть у нас «время адаптации». Уже читали? А, вам ничего не дали, видимо. Если в первые дни человек на меня бросается, оскорбляет, орёт и что-нибудь ещё или тем паче поносит корону или дворец — его не сразу наказывают. Должна появиться привычка к послушанию. Но вы как будто бы вообще не знаете, кто я такой. Вы меня рассмешили. Это ценно. Но и дерзость есть дерзость, так что протяните руку.

— А если я не стану?

— Всё внесётся в список, — Шандор покачал головой, — придётся искупать нудной работой. Вы не любите нудную работу, по вам видно, а я не люблю угрожать.

Ирвин протянул ему руку через стол — не потому, что испугался, а потому, что привык делать как тот говорит, и потому, что всё равно не мог поверить, что Шандор сделает ему что-то плохое. На глаза навернулись слёзы. Шандор вздёрнул брови:

— Дышите, плачете… Ещё скажите — дружите с русалками. Будет немного больно, потерпите.

Он положил ладонь на запястье Ирвина — и его будто обожгло. Он дёрнул рукой, но Шандор не отпустил, а когда отнял ладонь — на руке Ирвина уже красовался рисунок курицы. Чёрный контур, взъерошенные крылья.

— Она будет следить за вами, — Шандор посмеивался, — это называется: особый контроль. Мало кто удостаивался. Если вы что-то натворите, я узнаю первым, даже быстрее господина Арчибальда. Это вам, кстати.

Он протянул Ирвину тонкую книжицу — «Поведение призванных дворцом».

— Изучите, а то не разгребётесь. Скучаете по дому?

— Не скучаю.

(Снова движение кисти, снова отмотанное время, «не скучаю, господин маг», кивок, усмешка. У Ирвина кружилась голова.)

— Тем проще. В наши тяжкие времена каждый готов служить на благо родины и прочее и прочее. Теперь вот ещё что: плакса или психопат?

— То есть, господин маг?

— Ваши возможные соседи. Выбирайте.

— Тот, кого вы считаете плаксой, просто скучает по своим, господин маг.

— Я так нуждался в вашем заключении, не представляете. Родные есть?

— Нет, господин маг.

— Прекрасно, то есть, наверное, соболезную. Теперь сгиньте отсюда и потребуйте там на кухне завтрак, раз опоздали. Да не дёргайтесь, просто вас перемещу. Не нарывайтесь на взаправдашние наказания, это больно.

Ирвин смотрел, как кабинет размывается и на его месте появляется комната, и думал: если он сейчас пробьётся к Арчибальду и спросит: «Когда вы вернёте всё назад?» — Арчибальд ведь ответит: «Никогда». Потому что ловушки так устроены и потому что — ну, кому поверит Шандор?

Ирвин уже не слышал, как в кабинете, с достоинством вытягивая шею, из шкафа вышла курица — и заквохтала.

 

— Марика!

Шандора убедить не получилось, и с тех пор Ирвин только и делал, что искал Марику. Он мельком познакомился с соседями — едва покивал, не отличал их друг от друга — это не его история, не его жизнь! И либо Шандор с Марикой его вспомнят, либо…

— Марика!

Она замерла посередине лестницы. Вокруг никого не было: под вечер дворец выдыхал, пустел, и сам чёрный камень, из которого были сложены стены, казалось, терял черноту, уходил в серый, растушёвывался — и дышать становилось легче. Как будто вечером можно было иметь тайны и их не прочитали бы моментально, не выдрали бы из головы и души и не перемололи в пыль. Ирвин повторил:

— Марика.

— Это кто тут ещё зовёт меня по имени?

Этим же тоном она отчитывала его, когда он не доедал ужин, когда не хотел вовремя спать, когда уходил гулять, не предупредив, когда расстраивал Шандора. Поэтому Ирвин не стал ничего говорить, просто взбежал по ступенькам и замер напротив.