– Если не сомневаешься, – прервал каноник, сделаввид, что не уловил насмешки, – то должен понимать, что обвинение духовныхлиц в подзуживании масс к нападению на израэлитов есть клевета. Добавлю:клевета, достойная наказания.

Еврей молча поклонился.

– Конечно, – Отто Беесс прищурился, –светские лица о папских наказах знают мало либо не знают вообще. Да и соСвященным Писанием у них трудности. Ибо они, как мне кто-то совсем недавносказал, pro maiori parte illiterati et idiote.

Рабби Хирам даже не дрогнул.

– Твое же израэлитское племя, рабби, – продолжалканоник, – с удовольствием и упорно дает толпе основания. То вы напускаетеэпидемию чумы, то колодцы отравляете, то из детей кровь для мацы выпускаете.Крадете и обесчещиваете облатки. Занимаетесь наглым ростовщичеством, с живогодолжника, коий варварских процентов не в состоянии выплатить, куски мясавырезаете. И разными другими позорными делишками занимаетесь. Думается мне.

– Что же надо сделать, спрашиваю я почтенного господинаканоника, – спросил после напряженного молчания Хирам бен Элиезер. –Что сделать, дабы такое не случалось? То есть – заражение колодцев, насилованиедевушек, выпускание крови и обесчещение облаток? Что же, спрашиваю я вас,необходимо сделать?

Отто Беесс долго молчал. Потом проговорил:

– Того и жди – будет введена специальная одноразовая,обязательная для всех подать. На антигуситскии крестовый поход. Каждый еврейдолжен будет внести один гульден. Кроме того, бжегская гмина сверх назначеннойсуммы добавит по доброй воле… триста гульденов. Двести пятьдесят гривен.

Раввин согласно тряхнул бородой. Не пробуя торговаться.

– Деньги эти, – заметил без видимого нажимаканоник, – послужат общему благу. И общему, я бы сказал, делу. Чешскиееретики угрожают нам всем. Разумеется, более всего нам, правоверным католикам,но и у вас, израэлитов, нет причин гуситов любить. Совсем, сказал бы я,наоборот. Достаточно вспомнить март двадцать второго года, кровавый погром вСтаром Пражском Граде. Последовавшую за этим резню евреев в Хомутове, КутнойГоре и Писке. Так что у вас, Хирам, появится возможность своей денежной помощьюприсоединиться к делу мести.

– Возмездие в моих руках, – ответил, немногопомолчав, Хирам бен Элиезер. – Так говорит Бог Адонай. Никому, говоритБог, не воздавайте злом за зло. А господь наш, как утверждает пророк Исайя,щедр на прощение. Кроме того, – тихо добавил раввин, видя, что каноникмолчит, приложив руку ко лбу, – гуситы истребляют евреев лишь шесть лет.Что есть шесть лет по сравнению с вечностью, спрашиваю я вас?

Отто Беесс поднял голову. Его глаза были холодны как сталь.

– Плохо ты кончишь, друг Хирам, – проскрипелон. – Опасаюсь я за тебя. Иди с миром.

– А теперь, – сказал он, когда дверь за евреемзакрылась, – наконец пришла твоя очередь, Рейнмар. Поговорим. Не обращайвнимания на секретаря и клирика. Это люди доверенные. Они присутствуют, но так,словно их нет вообще.

Рейневан кашлянул, однако каноник не дал ему заговорить.

– Князь Конрад Кантнер прибыл во Вроцлав четыре днятому назад, на святого Вавжинца. Со свитой, состоящей из ужасных сплетников.Самого князя тоже сдержанным не назовешь. Таким образом, не только я, но ипочти весь Вроцлав без малого уже разбирается в сложностях внесупружеской аферыАдели, жены Гельфрада де Стерчи.

Рейневан снова кашлянул, опустил голову, не будучи в состояниивынести сверлящего взгляда. Каноник сложил руки как для молитвы.

– Рейнмар, Рейнмар, – проговорил он с немногоискусственным сожалением. – Как ты мог? Как ты мог так грубо нарушитьбожеский и человеческий закон? Ведь сказано: да почитаемо будет супружество иложе нерушимо, ибо развратников и чужеложцев осудил Бог. Я же еще добавляю отсебя, что слишком часто обманутым мужьям чересчур медлительным кажетсявозмездие Божье. И слишком часто они осуществляют его сами.

Рейневан кашлянул еще громче и склонил голову еще ниже.

– Ага, – догадался Отто Беесс. – За тобой ужегонятся?

– Гонятся.

– На пятки наступают?

– Наступают.

– Юный глупец! – проговорил после минутногомолчания священник. – В Башне шутов тебя надо запереть, вот что! В Башнешутов. В Narrenturm'e. Ты отлично бы подошел к тамошней компании.

Рейневан шмыгнул носом и изобразил на лице раскаяние. Какему думалось. Каноник покачал головой, глубоко вздохнул, сплел пальцы.

– Сдержаться не удалось, да? – спросил он сознанием дела. – По ночам снилась?

– Не удалось, – покраснев, призналсяРейневан. – Снилась.

– Знаю, знаю. – Отто Беесс облизнул губы, а глазау него вдруг загорелись. – Скажу я тебе, что сладок плод запретный, чтохочется, ох как хочется обнять грудь неизведанную. Знаю я, что мед источают устачужой жены, а нёбо рта ее гладко, как масло. Однако, поверь мне, мудро учат Proverbia[130] Соломоновы: «Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елеяречь ее, но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как мечобоюдоострый»,[131] amara quasi absin tium et acuta quasigladius biceps. Стерегись, сын мой, дабы не сгореть рядом с нею, аки мотыль вогне. Дабы не последовать за нею к смерти, не пропасть в Бездне. Послушай словамудрые Писания: «Держи дальше от нее путь твой, не подходи близко к дверям домаее»,[132] longe fac ab еа viam tuam et ne adpropinques foribusdomus eius.

He подходи к дверям дома ее, – повторил каноник, и изего голоса словно ветром сдуло проповедническую восторженность. –Прислушайся, Рейнмар Беляу. Как следует запомни слова Священного Писания и мои.Как следует вдолби их себе в память. Послушай совета: держись подальше отизвестной тебе особы. Не делай того, что намереваешься сделать и что я читаю вглазах твоих, сынок. Держись от нее подальше.

– Да, преподобный отец.

– Со временем афера эта забудется. Стерчей припугнуткурия и ландфрид, задобрит, как того требует обычай, вознаграждение в двадцатьгривен, обычный налог в размере десяти гривен надо будет уплатить магистратуОлесьницы. Все это не намного превышает стоимость хорошего коня благородныхкровей, и все это тебе придется собрать с помощью брата, а если понадобится, ядобавлю. Твой дядя, схоластик Генрик, был мне добрым другом. И учителем.