— А она не переходила?

— Она у нас деликатная, — Алина хищно улыбнулась, — нежнаяона у нас. У нее, видите ли, Федор, и она должна быть дома вовремя. Там она вшесть часов свободна, а у меня ненормированный рабочий день. Как будто я неотпустила бы ее домой!

— Как зовут начальника, вы знаете?

— Его все знают, — Алина пожала худыми плечами. — Его зовутАртур Агапов, он какая-то шишка на ТВ-7, я точно не знаю, как называется егодолжность. То ли директор, то ли председатель совета директоров…

— У нее был муж?

— Кто? — переспросила Алина, как будто никогда в жизни неслыхала такого слова.

— Ах, ну что вы, Алина Аркадьевна, как будто вы непонимаете! — закудахтал “Анискин”. — Ну как же — кто? Муж! У нее же есть сын,значит, должен быть муж!

— Логично, — сказала Алина, которая ничего не знала об“Анискине”, — раз сын, значит, и муж. Мужа нет. И не было никогда.

— Как же так — не было, Алина Аркадьевна!

— Не было, и все. Была… как у всех, любовная история. Ипотом появился Федор.

— Но у него же есть отец!

— Есть, — согласилась Алина злобно, — у него отец — я. Имать. И еще у него мать Маруся. И она же отец.

— Вы что, вместе живете? — спросил капитан подозрительно.

Он читал о таких штуках: две полруги-любовницы заводятодного на двоих ребенка. Очень современно и шикарно, в духе статей из“Космополитен” или журнала “Блеск” — “мы были подругами и в один прекрасныйдень поняли, что не можем прожить друг без друга… мы не представляем, что былобы с нами, если бы мы не встретились…”. Далее следует красочное описаниемучений, которые пришлось вынести, чтобы одна из них смогла забеременеть иродить — в семье должны быть дети! И название статьи непременно “Такая разнаялюбовь”.

Моментально стало неинтересно и даже противно.

Ему-то что за дело? У него работа, и интересов никаких бытьне должно.

— Что значит — вместе живем? Иногда я сижу с Федором вМарусиной квартире или она ночует в моей, когда я за границей. Это значит, чтомы вместе живем, или не значит? — Она вдруг приостановилась и посмотрела нанего внимательно: — Или вы хотите знать, не лесбиянки ли мы?

К своему стыду, Никоненко так покраснел, что стало жаркоушам и скулам. Алина Латынина смотрела на него в упор, стекла очковпоблескивали язвительно.

Чтоб ей провалиться, этой мегере!

— А вы лесбиянки? — спросил он как мог смело. Очень дажелегко спросил, небрежно, но она засмеялась оскорбительным смехом.

— Нет, — сообщила она ему, — или вы так представляете себеженскую дружбу?

Ругая себя за непрофессионализм и невесть откуда взявшуюсяшкольную стыдливость, он сказал, что женскую дружбу никак себе не представляет,и спросил:

— Значит, замуж она не выходила. А этот человек, отецФедора, как долго с ней жил?

— Дней пять. Или десять. И не жил он с ней, он к ней…приезжал. На свидания. Впрочем, может, и дольше. Я сейчас уже не помню. И потом,он меня совершенно не интересовал. Потом он ее бросил, хотя у нее, конечно,хватило ума сказать этой скотине, что она беременна. Но он все равно ее бросил.

— Она с ним еще встречалась?

Алина помолчала, раздумывая.

Говорить с посторонним человеком о Марусиных делах былопротивно. Она чувствовала себя предательницей, но знала, что капитан ни за чтоне отстанет, пока не выведает все, что ему нужно.

Господи, неужели стреляли в нее, в ее Маню?! Кто?! Зачем?!

— Она встречалась с ним раза два, на этих самых школьныхвечеринках.

— Он… ее одноклассник? — спросил Никоненко осторожно.

Опять стало горячо, как говорили у них на работе.

— Да, — кивнула Алина, — Лазаренко. Кажется, Дима, — онаотлично знала, что он именно Дима. — Художник!

И она выругалась, четко и правильно выговаривая слова, какбудто читала стихи со сцены Дворца пионеров.

Вот те на, подумал Анискин.

— Она просила его… вернуться? Или хотела, чтобы он призналребенка?

— Она с ним даже никогда не разговаривала! Она, видите ли,просто на него смотрела. Идиотка. Ей нравилось вспоминать свою любовь к нему,понимаете? И она совершенно не собиралась пристраивать ему Федора.

— Он известный художник?

— Он набирает силу, — подумав, сказал она, — недавно я еговидела в какой-то передаче, даже, по-моему, на ОРТ. Нет, он не знаменитость, ноон прогрессирует.

— Вы с ним знакомы?

— Нет. Я просто знаю, что он отец Федора и что Маруся отлюбви к нему совершенно ополоумела. Тогда, десять лет назад. Господи, я сорокраз говорила ей, чтобы она не ходила на эти встречи, а она никогда меня неслушала! Упертая, как осел.

Очень горячо, решил Никоненко. Бывший любовник и отецребенка. Может, она его шантажировала? Чем-то угрожала?

— Об остальных одноклассниках вы ничего не знаете?

— Нет. Они меня не интересуют.

— Вы никогда не встречались ни с кем из них?

— Да нет же, говорю вам!.. Ну не так давно мы в ресторанпошли, вернее, я ее повела. Она с кем-то там поздоровалась и сказала, что этоее одноклассник. Я на него даже не посмотрела.

— Ладно. Там есть еще кофе?

— Есть, но он холодный.

— Наплевать, холодный еще лучше.

Пока он наливал себе кофе, Алина рассматривала его.

Он был высокий и худощавый. Длинные ноги, много мышц,короткие темные волосы. Изящная кофейная чашечка из лондонского сервизавыглядела в его руке как-то глупо. Джинсы и водолазка явно тай-ваньско-китайскогопроизводства. Курточка тоже так себе. Пистолет он, наверное, возит в машине.Под водолазкой — Алина обвела взглядом все доступное ей водолазочноепространство — никакого пистолета нет. И в джинсах — она опять посмотрела —тоже нет.

— Я вам нравлюсь? — спросил он, глядя в чашку. Наверное,заметил, как она пыталась проанализировать внутреннее содержание его джинсов.

— Нет, — ответила она с вызовом, — но вы меня интересуете.

— Я польщен, — сказал он.

Он не мог сказать “я польщен”, тот капитан Никоненко,который был ей так хорошо понятен и не слишком симпатичен. Она вдруг подумала,что вся его повадка недалекого сыщика — часть профессиональной игры, и играетон хорошо, виртуозно играет, и она верит, что он именно такой, каким хочет казаться,— простоватый, упрямый, настырный милицейский капитан.