Первый раз он позвонил мне, пока мы добирались с его бригадой телохранителей в институт. Я сбросила звонок. Пусть думает, что я занята. Но рядом со мной его люди. Поэтому следующий звонок он сделал чёрненькому, тому, что повыше — д’Артаньяну.

Да, я их обозвала мушкетёрами. А что мне ещё оставалось? Должна же я как-то развлекаться?

— Конспект читает, — бодро доложил он, зыркнув в мою сторону.

Правильно, хороший мальчик, докладывай. А я подготовилась. Занята, не нужно меня отвлекать.

Потом Лео трезвонил педантично каждый час. Все его звонки попадали на занятия и ни разу — на перерыв, поэтому я сбрасывала их со спокойной совестью.

На большой перемене, в столовой, я всё же решила ему перезвонить. Он ответил на третьем гудке.

— У тебя что-то случилось или твой телефон звонит мне каждый час, потому что ты его так запрограммировал? — интересуюсь после его жёсткого «да».

— Мы не договорили, Тань.

— Я сейчас обморожусь, Лео, от твоего голоса. Мне запрещено ходить в библиотеку или спортзал?

Он вздыхает. Несколько секунд молчит.

— Ладно, — интонации теплее, но он всё ещё злится на меня, — скажи ребятам, куда ты ходишь, они проверят обстановку и, пожалуйста, будь осторожна.

Мне хочется и съязвить, и возмутиться, но я ничего не делаю. Не буду его драконить.

— Я сделаю всё, как ты скажешь. Дыши и работай спокойно, Лёнь.

И он успокоился. Не звонил больше.

День тянулся слишком долго. Но я привыкла к спокойному течению времени. Когда в жизни почти не стало музыки, я полюбила тишину и шелест страниц.

В библиотеке я выпросила книгу из читального зала домой. На сутки. Небывалая удача.

У Октябрины Михеевны волосы выкрашены в рыжий цвет. А сама она похожа на нищенку — худую и, наверное, вечно голодную. Но более интеллигентного и умного человека я в своей жизни ещё не встречала.

По каким-то только одной ей понятным причинам, Октябрина мне благоволила, а поэтому иногда я получала бонус, вот как сегодня. Сутки — это много. А я всё успею.

— Танечка, вы же помните? — отдаёт она сокровище и любовно гладит старую обложку.

Я помню, поэтому осторожно упаковываю книгу в отдельный пакет, и только потом — в ещё один.

— Не переживайте, Октябрина Михеевна, — уверяю я библиотекаря и думаю: ей, наверное, и лет немного. Просто выглядит она… странно.

В спортзал мы несёмся с ветерком. Мушкетёры улыбаются. Я уже знаю: со мной в институте отираются Глеб и Саня — Д’Артаньян и Арамис. В Портосы я выбрала самого высокого и крепкого. От толстяка в нём нет ничего, но зато он большой. «Атосу» имя досталось по остаточному принципу. Он ничем не напоминал знаменитого графа, но уж если мушкетёры, то пусть у всех будет своё индивидуальное прозвище.

Мы вышли из машины, и я уже мысленно настраивалась на тренировку.

— Таня! — позвал меня кто-то, и я обернулась.

А пока оборачивалась, Глеб и Саня прикрыли меня собой. А этот «кто-то» корчился на асфальте, сваленный воистину мощным ударом Портоса…

Таня

Настоящее время

— Вы с ума сошли! — растолкала я мушкетёров. — Будете бить всех, кто назовёт меня по имени?

По их лицам понимаю, что разговариваю сама с собой. Это не им я должна возмущения изливать. Им, видимо, такую инструкцию выдали. А если есть инструкция, то шестерёнки только в одном направлении крутятся.

— Второй день по морде получаю, — сел, пошатываясь, вчерашний Артур. Он словно пожаловался, но в то же время не роптал и не ныл. — Чёрт, я так без зубов останусь. Здравствуйте, Таня.

— Это Артур, партнёр Леонида… Антоновича по бизнесу, — пояснила я мушкетёрам и попыталась протянуть руку.

— Не надо, — оттёр меня от пострадавшего Глеб, — господин сам в состоянии подняться. Не так уж он огрёб, как придуривается.

А по мне, раз на ногах не удержался, значит удар получился неслабый. Артур как-то не похож на жертву Бухенвальда, что падает от любого щелчка.

«Господин» выделываться не стал, поднялся самостоятельно. Движения у него плавные, тело тренированное, костюм дорогущий. Вряд ли он пришёл, чтобы заниматься спортом в затрапезном клубе.

— Вы следили за мной? — интересуюсь, разглядывая, как он пыль из себя выбивает.

— Следил, — бросает он это гиблое дело и честно смотрит мне в глаза. Очи у него синие-синие, а старается он слишком явно, но ему идёт. Он вообще взгляд останавливает вне зависимости от того, как выглядит.

Сейчас бизнес-партнёр Короля не в лучшей форме. Это с ним вчера Лео подрался — понимаю, разглядывая многострадальное лицо своего собеседника.

— Ну и зря, — пожимаю плечами и, кивнув мушкетёрам, отправляюсь в спортзал.

— Таня, постойте! — несётся мне вслед. — Неужели вы не поговорите со мной?

— Нет, — отвечаю не оборачиваясь. У Глеба ямочка появляется в уголке рта. Он чуть заметно одобрительно кивает.

Мне ещё вчера не понравился жадный интерес Артура. Судя по всему, с Королём они вечером явно не бизнесом занимались: у обоих на лицах — следы неинтеллектуального происхождения. Разговаривать с таким — давать лишний повод лелеять непонятные надежды.

Он проблемный — у него на лбу написано, и Лео ещё наплачется с этим партнёром.

Я не сомневалась, что Король приедет, потому что мушкетёры — парни исполнительные. Доложили шефу о происшествии. Поэтому, когда в проёме спортзала замаячила знакомая высокая фигура, я лишь глаза закатила и выдохнула. А затем дала возможность на себя полюбоваться.

Ему нужно на меня глазеть — пусть изучает, а я сделаю вид, что полностью погружена в себя. Надолго Лео не хватает.

— Тань, — окликает он меня минут через пятнадцать.

Я оборачиваюсь и делаю испуганное лицо. Старательно рисую ужас и машу руками так активно, что немногочисленные посетители смотрят на меня с интересом.

— Ты что! Произносить моё имя нельзя! Можно по морде получить!

Лео на миг зависает, а затем хмурится.

— Пойдём отсюда, и я всё объясню.

У него появилась отвратительнейшая привычка — портить мне планы. То в библиотеку я из-за него вчера не попала, то сегодня — понимаю — нужно бросить всё и уйти. Он и так, бедный, терпел.

— Хорошо, — не спорю, но собираюсь долго: посещаю душ, переодеваюсь, расчёсываю волосы.

Всё это время Лео ждёт. И охрана за мной как привязанная. Будто Артур за секунду, пока называл меня по имени, сломал какую-то важную кнопку, и теперь — боевая готовность номер один.

Мне это не нравится, но я не капризничаю.