— Молодец, — обрадовался Виверн. — А я не догадался. Что ж, садись. Держи нож. Дели на всех.

— И вы будете есть это поганое мясо, которого касались лапы орков?! — раздался изумленный вопль Штранцля.

— Не знаю, чьи там лапы, — заметил я, принимая из рук Самсона свой кусок мяса, — но на вид весьма недурно. Ты можешь, конечно, не есть. Нам больше достанется! Я прав?

Все дружно поддержали меня. Штранцль, поняв, что остался в меньшинстве и даже Бренда его не поддерживает, надулся и пошел спать. Я наблюдал за девушкой. Та проводила своего приятеля взглядом, в котором презрения было куда больше, чем любви. Интересные у них отношения…

— Что ж, теперь можно и выпить спокойно! — заявил Самсон, разливая вино из бурдюка по кружкам. — Ты, Бренда, я вижу, с нами?

— Я не меняю своих взглядов, — пожала плечами та, — даже ради мужчин.

— Похвально, — заметил Виверн. — Предлагаю выпить за стойкость. Стойкость во всем!

— Отличный тост, — сказал я. — Хочу только добавить, что стойкость не должна превращаться в тупость!

Все рассмеялись и дружно опорожнили свои кружки.

— Теперь, я думаю, вы должны узнать о наших планах в Стригарде.

— Каких планах? — поинтересовался Самсон.

— Мы должны найти Пендрагона и добиться, чтобы он присоединился к нам в нашем походе, — спокойно объявил Виверн.

— Что? — вырвалось у Бренды. Магистры изумленно уставились на Виверна.

— Это какой Пендрагон? — неуверенно поинтересовался растерянный Самсон.

— Тот самый, победитель Ранхвальда? — присоединился к нему Ллойд.

— Именно он.

— И ты молчал? — нахмурилась Бренда.

— Об этом стало известно относительно недавно. Прежде его найти не могли. Считайте, нам повезло.

— Повезло, — покачал головой Самсон. — Это как сказать. Насколько я помню, характер у этого проклятого Пендрагона еще тот.

— У нас есть Свент. Он сможет, — авторитетно заявил Виверн, и все уставились на меня.

— Непонятно, почему это именно я могу его успокоить? — с усмешкой проговорил я. — Кто я для него? Ну стихийщик, как и он, вот и все. Сумасшедшим законы не писаны.

— Я знаю, как ты его успокоишь, Свент, — подозрительно серьезным тоном произнесла Бренда.

— И как же? — поинтересовался я.

— Станцуешь и споешь! Поверьте, это зрелище, которое мертвого из могилы поднимет!

— Очень смешно, — проворчал я, не обращая внимания на улыбки.

— Если серьезно, есть одно пророчество, Свент, — произнес Виверн, — в нем как раз говорится об этом случае.

— Что это за пророчество? — оживилась Бренда. — Я их коллекционирую, но не слышала о таком.

— Мало кто о нем слышал, — улыбнулся Виверн. — Это пророчество белой ведьмы Марпл.

— Ах это, — разочарованно протянула Бренда. — Но там ни про каких стихийщиков не упоминается. Просто говорится, что придет воин и спасет мир. Что-то в этом роде.

— Ты плохо его помнишь, — возразил Виверн. — Дословно оно звучит так: «Когда тень нависнет над землей, когда смертельная опасность приблизится к границам Баала, появится маг, который управляет теми силами, что не подвластны другим магам. Именно он сумеет пробудить силу, которая встанет на защиту Баала и победит зло. Но если маг не справится, то вечная тьма накроет когда-то благословенное королевство Баал».

— А, понятно, — сказал Седрик. — Значит, этот маг — Свент. Сила — это Пендрагон. Так, что ли?

— Надо же, какой догадливый, — проворчал я. — Вот уж не ожидал такого гениального открытия.

— Не понял. — Седрик побагровел.

Ну вот. Я-то думал, что у него с чувством юмора все нормально. Меня выручил Ллойд:

— Ты чего, Седрик? Шуток не понимаешь? Тот сразу успокоился, его лицо приняло нормальный цвет.

— Это, наверное, на меня обстановка так действует, — сказал он.

Я уже хотел что-то добавить, но внезапно перед костром появилась огромная фигура. На миг повисла пауза. Перед нами стоял Венобарт.

— Ого, — произнес Виверн, — что заставило почтенного Венобарта навестить нас?

— А почтенный Венобарт может сесть рядом с вами?

— Почтем за честь, — сказал Ллойд, поднимаясь.

Что ж, я был приятно удивлен тем, что взгляды Штранцля в нашей компании никто не разделяет. Между тем Венобарт уселся рядом с Ллойдом и с поклоном взял чашу с вином, протянутую Виверном.

— Я гляжу, среди вас нет черноволосого, — заметил орк, быстро оглядев нас.

— Он спать пошел. От мяса его сморило, — язвительно заметила Бренда, и Венобарт улыбнулся.

Я едва не открыл рот. Никогда не видел, как орки улыбаются. Надо признать, если бы они делали это чаще, их бы не считали сумасшедшими мрачными дикарями.

— Как вы думаете, почему я пришел? — спросил орк, пригубив вина из чаши.

Ответом ему было молчание.

— А я вот хотел узнать вас, люди, поближе. Мне всегда было интересно, почему вы так презрительно относитесь к нам. Неужели из-за того, что мы спим в седлах и питаемся только мясом? Или просто от нас пахнет не так, как от эльфов, которые моются по десять раз на дню?

— Скорее, просто из-за того, что вы отличаетесь от нас, — ответил Виверн. — Разве все орки любят людей?

— Ты прав, — кивнул Венобарт, — есть орки, которые не любят людей. Но тем не менее я сейчас сижу среди вас и пью вино. Это говорит о том, что не все еще потеряно. И именно поэтому я среди вас. Аварон, мой вождь, — один из немногих вождей, которые хорошо относятся к людям. И я согласен с ним. Дружба лучше войны!

Я встретился с изумленным взглядом Седрика. Да и другие с удивлением уставились на разглагольствующего орка. Вот тебе и дикарь!

— Я не удивлюсь, если он сейчас начнет цитировать эльфийских философов, — прошептал мне на ухо Виверн.

— Давайте выпьем за дружбу между людьми и орками! — провозгласил тост Венобарт и поднял свою чашу.

Надо отдать должное моим спутникам, к тосту присоединились все.

Веселье продолжалось еще долго. Но я не мог уже слушать заумные диспуты между Виверном, Брендой, Ллойдом и Венобартом. Оказалось, орк учился в университете Дорригарда, и это известие окончательно добило меня. Оставив новоиспеченных философов наслаждаться общением, я отправился спать.

Ранхвальд смотрел на сидевшего напротив него короля орков Дорреда III. Тот явно нервничал. Маг понимал, о чем он думает. Охрана осталась на улице, да и что она может сделать? Сейчас король в полной его власти. К тому же, — мелькнула у Ранхвальда самодовольная мысль, — мало кто может выдержать его взгляд.