— Я хотела попросить вас об одном одолжении… —неожиданно сказала Селина, и Глэдис, бросив на нее быстрый взгляд, внутренненапряглась, с тревогой ожидая продолжения. О каком «одолжении» собираласьпопросить ее эта блестящая светская красавица? Чтобы она держалась от Полаподальше? В эти мгновения Глэдис готова была даже к подобному повороту событий,ибо ей не давало покоя ощущение собственной вины. Она провела почти целый деньв обществе интересного, привлекательного мужчины, жалуясь на то, как глубокоона несчастна, как одинока и как тяжело ей живется с собственным мужем. Любаяженщина, которая не знала Глэдис как следует, могла счесть это примитивнойпопыткой соблазнить Пола.

«Неужели Пол ей все рассказал?! — в панике подумалаГлэдис. — Боже, как глупо с моей стороны было так разоткровенничаться!»

— ..Как только я увидела фотографии Пола и Сэмми, —продолжала тем временем Селина, — я поняла, что вы именно тот человек,который мне нужен. Дело, видите ли, в том, что завтра вечером мы уезжаем, а мнесрочно нужна хорошая фотография для новой книги. Я, конечно, уже заказаланесколько портретов, но все они мне не понравились. Не могли бы вы заглянуть кнам завтра утром и сделать несколько снимков? Я уверена, что у вас получится —ваша манера очень мне импонирует. Правда, по утрам я обычно выгляжу ужасно.Возможно, потребуется ретушер, но ведь это можно как-то решить, правда? —Седина посмотрела на Глэдис почти умоляюще, и та едва не поперхнулась томатнымсоком.

— Ну, я не знаю, получится ли… — нерешительно протянулаГлэдис. Она и в самом деле растерялась — слишком уж неожиданный оборот принялих разговор.

— Обязательно получится! — воскликнула Седина,заметно оживляясь. — Я же видела, как вы сняли Пола. Обычно он выходит наснимках преотвратно. На большинстве фотографий у него такое лицо, словно онсейчас кого-то убьет. Вы не поверите, но у меня до сих пор нет ни однойприличной его фотографии, а вы всего за несколько часов сделали их большедесятка. — Она перевела дыхание. — Ну что, Глэдис, беретесь? Правда,Пол говорил мне, что портреты не ваш конек. Насколько мне известно, выспециализируетесь на съемках войн, катастроф, революций и мертвых тел…

Услышав это перечисление, Глэдис с облегчением рассмеялась.Селину, похоже, нисколько не взволновал тот факт, что она провела с ее мужемстолько часов и успела сделать поистине неприличное количество его фотографий.За это Глэдис готова была ее просто расцеловать. Ее и… Пола, который не выдалжене ни одного из их общих секретов. Правда, все дело могло быть в том, чтоСедина не видела в ней серьезной соперницы, но сейчас Глэдис было на этонаплевать.

— Ну, если говорить откровенно, — сказалаона, — то я не снимала войны и катастрофы уже почти пятнадцать лет. Впоследнее время я только и делаю, что фотографирую детей — своих и соседских.Ваше предложение одновременно и льстит мне, и пугает, поскольку я действительномало работала с портретами. Когда-то я была фотожурналисткой, поставляющей вгазету новости, а сейчас я просто мать.

Селина улыбнулась.

— Судя по тем фотографиям, которые вы сделали, эти двеипостаси отлично в вас уживаются. Мне, во всяком случае, показалось, что вы —замечательная мать и отличный фотограф. Мне, конечно, трудно судить — ведь яникогда не была ни тем, ни другим. Итак, если вы согласны, то приходите на яхтузавтра утром. Лучше всего — в начале десятого. К этому времени я постараюсьокончательно проснуться и не облиться кофе с ног до головы. Как вы считаете,что мне лучше надеть?

Глэдис ненадолго задумалась. Селина была из тех женщин, чтовыглядят потрясающе в любой одежде, но интерьер яхты несколько ограничивалвыбор костюма.

— Я не знаю, как вы видите обложку будущейкниги, — сказала она наконец, — но я бы посоветовала что-нибудьпростое и светлое. Скажем, белая блузка и белые джинсы. Это идеально длясолнечной погоды. Если будет пасмурно, можно попробовать синие джинсы и голубуюрубашку.

— Отлично! — обрадовалась Селина. — Меняпочему-то все время фотографируют в вечернем платье, заставляют надеватькакие-то пыльные перья, от которых у меня аллергия. Если бы вы знали, как яустала от этой помпезности! Благо бы фотографии выходили как следует, так ведьнет — ни одна обложка не удовлетворила меня полностью.

— Мне очень лестна ваша просьба, — повторилаГлэдис. — Будем надеяться, что у меня выйдет что-нибудь путное.

На самом же деле она была почти уверена в успехе. Селинаказалась ей благодатным объектом для съемки. Очевидно, все ее фотографы былимужчинами и работали на стереотипе «роскошная женщина — роскошная одежда». ВСедине же главным были не изящное телосложение, не тонкие, аристократическиечерты, а противоречивость и порывистость характера, которые можно былоподчеркнуть только простой одеждой. Она будет удачно контрастировать содухотворенной выразительностью лица, в то же время не станет отвлекать от неговнимание.

Кроме того, Глэдис очень хотелось снова очутиться на борту«Морской звезды», снова увидеть Пола. Вряд ли им удастся поговорить с прежнейоткровенностью, поскольку Селина будет рядом. В конце концов, она была егоженой и имела полное право быть вместе с мужем.

— Хорошо, в девять я буду у вас, — кивнула Глэдис,и они заговорили о другом — о фильме, который ставился в Голливуде по романуСедины, о ее последней книге, о путешествии на юг Франции, которое они с Поломсобирались предпринять через несколько недель, и даже о детях Глэдис.

— Я просто не знаю, как вы на это решились, —сказала Седина, не скрывая своего восхищения. — Я всегда боялась, чторебенок — пусть даже один — может серьезно помешать моей карьере. Даже когдамне было двадцать, я не хотела иметь детей. Правда, когда Пол женился на мне,он настаивал на том, что мы должны завести ребенка, но к этому времени мне ужеисполнилось тридцать девять, и детей я хотела еще меньше, чем в молодости. Насамом деле я, наверное, просто боялась ответственности, боялась сложностей инеудобств, которые связаны с появлением в доме маленького существа. Ко всемупрочему, я была очень занята, а родить ребенка просто потому, что все такделают, — родить, чтобы тут же отдать его на воспитание кормилицам игувернанткам, — это, наверное, тоже не выход.

— А я, признаться, люблю детей, и мне нравится то, чемя занимаюсь, — просто сказала Глэдис. Ей очень хотелось спросить Седину,не жалеет ли она о своем решении, но это было бы бестактно. Глэдис прекраснопонимала, что они — слишком разные люди, почти антиподы. Глэдис всегда предпочиталаговорить то, что думала, и не любила ничего скрывать. Седина, напротив, былаприрожденной лицедейкой. Напористая агрессивность сочеталась в ней с изощреннымумом, привыкшим добиваться своего искусным маневром, интригой, дажепритворством. Похоже, она в совершенстве усвоила принцип «разделяй и властвуй»и, следуя ему, получала удовольствие не только от результата, но и от самогопроцесса.

И все же, несмотря ни на что, Седина нравилась Глэдис.Теперь она ясно видела, за что Пол так любит свою жену. Седина была настолькосильной, — «нравной», как сказал бы отец Глэдис, — что жить с нейбыло все равно что мчаться по пересеченной местности на чистокровном, не доконца объезженном скакуне. Общаться с ней каждый день было, наверное, нелегко.При этом Седина оставалась бесконечно женственной, и это было, пожалуй,единственным, что объединяло их с Глэдис.